Д.Ю. Я вас категорически приветствую! Михаил, добрый день.
Михаил. Добрый день.
Д.Ю. Накопились вопросы.
Михаил. Да, немножко вот.
Д.Ю. Я боюсь, на все сразу не сможем ответить, по степени важности и интересности: расскажи про полицейскую академию, все видели только в кино. Как там, в полицейской академии?
Михаил. В полицейской академии интересно, здорово, тяжело бывает, бывает очень весело, бывает совсем не весело, совсем грустно. Но опять же, в каждом департаменте академии, там, где они есть, свои академии, они разные немножко. Разница в чём: я рассказывал, что есть организация, которая выдаёт общие правила, общие положения, ПОСТ, они присылают в каждую такую организацию, где есть академия, набор учебных материалов, которые академия обязана пройти, и количество часов, и также стандарты, по которым это оценивается. Остальные предметы уже больше местные, т.е. зависят от специфики города, от специфики округа или штата, где они проходят. Например, если в полицейской академии Окланда мы учились водить машины, расследовать аварии и всё такое, это была просто часть процесса, одно из, то, например, патрульных в Калифорнии, которые занимаются только скоростными дорогами и только в основном ездят на машинах, гоняются и тормозят пьяных, и всё такое, то для них на это идёт упор, т.е. у них гораздо больше, не потому что им ПОСТ велит, а потому что они правильно считают, что на это нужно делать больше упор, потому что они проводят 10-12 часов в машине, именно занимаясь этим, поэтому они все асы, конечно, от них не убежишь.
Д.Ю. Специфика службы.
Михаил. Специфика службы, да, плюс в разных городах, как тоже говорили, разный контингент, разные живут люди, разных национальностей, разных рас, разных вероисповеданий и т.д., и соответственно, всех грести под одну гребёнку нельзя. Специфика нашего Окланда, например, очень сильно отличается от специфики Сан-Бернардино. У нас есть общие вещи нехорошие, а есть те которые уникальны, например, для Окланда – те же самые «Hell's angels», «Ангелы ада», которые мотоциклисты, там их нет, здесь они есть. Т.е. нам нужно тоже знать про них, что с ними делать, как с ними общаться. Или, например, зависит от количества и процентного соотношения рас в городе: например, в Окланде много чернокожего населения, соответственно, нужно понимать, во-первых, откуда их столько много, почему, чем они живут, чем они недовольны, почему они живут именно так, а не так, и понять, что несмотря на то, что они чёрные, тоже все разные. За годы службы я встречал просто очень много отличных, очень хороших людей любых рас и встречал очень много плохих людей тоже любых рас, неважно, ты белый, чёрный – ты или бандит, или преступник, или мошенник, или добропорядочный, законопослушный человек. И на это тоже делается упор, в определённые часы приходят представители общественности, например, члены горсовета, т.е. люди выборные, кого выбрали управлять городом, а выбирают их жители этого города, их никто не назначает, это выборная должность, зарплата идёт от города, и они как раз там законы городские пропихивают, иногда нормальные, иногда нет. Я говорю: коррупцией никто не обделён, там тоже бывает всякое, но приходят представители общественности, просто жители, которые там живут – они хотят пообщаться с офицером. Вот они приходят во время академии, им дают слово, они рассказывают, пытаются донести какие-то проблемы свои и что бы они хотели видеть от молодых офицеров, которые придут работать в их город. Т.е. там нет такого, что вот мы, вот они, здесь идёт война, мы должны, вот мы Гондор, это Мордор, всё – вперёд, дубинки наголо… Нет, хотя, к сожалению, иногда так и получается, потому что, как обычно, есть молчаливое большинство, а есть громогласное меньшинство, которое, как мы рассказывали про демонстрацию, и всё такое – т.е. в городе полмиллиона население, там пришло 6 тысяч, допустим, грубо говоря…
Д.Ю. Очень много.
Михаил. Т.е. в процентном отношении от населения города это мало, а для нас это много, потому что нас 30-40 человек, не больше, с ними надо каким-то образом иметь дело. Ну и соответственно, из ПОСТа приходят обновления законов, как мы рассказывали, каждый год некоторые законы меняются. Некоторые меняются, некоторые переписываются понемножку – маленькие изменения, большие изменения, но они есть. И это всё время обновляется, и вот это всё входит в эту учебную программу, т.е. то, что ПОСТ присылает – в принципе, это обычно самое новое, самое последнее, то, что нужно знать. Опять же, там рекомендации по тактике, т.е. нет такого, что все полицейские, все департаменты – вот вы так должны подходить к машине, вы так должны прятаться за двери, в которых баллистические панели, может, есть, а может, нет, хотя очень многие люди мне писали, что а я вот видел – там показывали какое-то шоу американское, там у них баллистические панели в дверях, поэтому они за дверями прячутся. Никогда у нас в департаменте не было этих панелей. …
Д.Ю. Ну может, где-то есть.
Михаил. У кого-то есть, согласен. Понять, что всё очень дифференцировано, у всех всё по-разному: у кого-то есть деньги на эту вещь, у кого-то нет. Вот у нас, например, на щиты денег не было для нас, кирпичи ловили головами, бывало.
Академия идёт 6 месяцев, начинается, как обычно, первый день: все приходят в гражданской одежде, ни у кого ещё нет ни формы, ничего. Все пришли, сидят красивые, в костюмчиках, в галстуках, женщины тоже в бизнес-одежде, какой надо, и приходит шеф, заместитель шефа, всё командование, все такие красивые, нарядные, блестящие, всех приветствуют, знакомятся со всеми – частенько: ты кто такой? А ты кто такой? Откуда здесь, почему? … знак вопроса: а для чего вы пришли в полицию? И т.д. И надо встать, ты стесняешься – там много народу, все незнакомые, в основном, и надо что-то сказать умное или, по крайней мере, не совсем глупое, постараться. И потом начинают знакомить вас с вашими кураторами. Обычно у нас академию делили на 2 части: «золотой» взвод и «синий» взвод, blue and gold. И у нас первые 15 человек в классе, допустим, от А до К пошли в этот взвод, а эти пошли в этот взвод. Всё. Тебе назначают напарника.
Д.Ю. «Золотые» и «синие» - это потому что одни тупые, а другие нет?
Михаил. Да, одни умные, а другие красивые. Нет, ну просто, как-то, потому что цвета полиции – золото, синяя форма и золотая звезда. У нас серебряная, кстати, я не знаю, почему «золотой» взвод, но зато не «чёрные» и «белые», потому что это уже слишком провокационно было бы.
Рассказывал, как у нас машины перекрасили один раз? У нас полицейские машины практически всегда чёрно-белые. У нас в городе были чёрно-белые машины, и кто-то посчитал, что это очень расистская вещь – чёрное-белое вот это. Перекрасили машины в белый цвет, или там даже не в белый, а в какой-то типа охры такой цвет, желтоватый. В общем, там количество аварий с участием полицейских машин увеличилось раз в 6 – не видят люди, не понимают, что это полиция летит, потому что она не такая, как должна быть. Всё, обратно перекрасили, как должно быть.
Д.Ю. Всё как у нас.
Михаил. Ну, в принципе, да, ничего… Ну, кому что стрельнёт в голову, да. Ну ладно, обратно к академии: и вот тебе выдают, ну нам тогда выдавали всё на бумаге – вот такую пачку, стопку книг, т.н. learning the mains, т.е. тем – вот эти темы вы будете проходить. Давали расписание, т.е. сразу в первый день ты уже знаешь своё расписание на 6 месяцев вперёд по часам, всё расписано, абсолютная логистика, т.е. ты знаешь, где тебе быть, когда тебе быть, и быть там должен – опаздывать нельзя. Т.е.опоздание одно – это объяснительная, а пара опозданий – и тебя могут просто из академии выкинуть, потому что на тебя нельзя положиться, ты не там, где ты должен быть, не в том время. Всем дают карты, например, у нас стрельбища своего не было в здании, его закрыли в подвале, потому что там слишком много свинца, там нашпиговали стены свинцом так, что там находиться было вредно для здоровья. Строили здание давным-давно, чуть ли не в 60-е годы, и тогда об этом не знали – ни про асбест не знали, ни про свинец не знали, а потом узнали – оказалось, что половина зданий вообще государственных…
Д.Ю. Не переживали, и все были здоровы, да?
Михаил. Ну да. Нет, ну выясняется, что асбест вызывает рак, свинец тоже вызывает соответственные вещи. Ну и в половине таких государственных зданий нельзя находиться, грубо говоря.
Д.Ю. Наняли поляков – и они весь асбест сломали и вывезли, снюхали пыль.
Михаил. Да, хорошо бы. Нет, ну там на стрельбище просто был склад. Там так-то есть и свинец, и всё, но если его не беспокоить, он в воздух не попадает – ничего страшного. Несколько комиссий приходило из OSH, OSH– это такая организация, которая следит за условиями труда, т.е. если старый завод, асбестом покрыт потолок, а там дрожат станки, и всё это сыплется, то завод закрывается, пока всё это не исправится, и штрафы, и всё такое – с этим там серьёзно, потому что тут же, если кто-то заболел, не дай Бог, раком, и выяснилось, что он работал в таких условиях, то это гарантированная победа в суде, и ничего хорошего для того, кто это устроил, не будет.
И значит, рассказали всё, дали расписание, карты все, как проехать на стрельбище, где это, где это, где это. Например, у нас не было достаточно большого спортивного зала, чтобы 30 человек занимались там с дубинками, например, там же учат фехтованию на дубинках, мы занимались на острове Валамиде, там рядом береговая охрана и большое такое плац-поле, и вот мы его арендовали у них, мы туда ездили, там занимались. Ну и физкультурой. Ну и начинается физкультура, на следующий день уже всё. В первый день обычно выдают все эти документы, знакомятся, пришли, пару лекций дали. 8-часовой, рабочий день и плюс полчаса на обед, т.е. ты начал в 8, в 4-30 ты выходишь из здания. Пока ты в академии, никто тебя задержать не может на лишнее время, только по желанию. Хочешь после занятий пойти позаниматься в спортивный зал внизу бесплатно – пожалуйста, занимайся, иди. Там души, раздевалки, всё такое, т.е. тебе выдают твой ящик, сейф, в котором ты хранишь свою одежду, амуницию, замок выдают тоже из склада вещдоков, у них все замки, пронумерованные ящики, чтобы, допустим, если там, не дай Бог, что-то случилось, чтобы твой ящик потом могли ключом открыть, а не ломать его, потому что это всё принадлежит департаменту. Выдают часть амуниции – пояс, кобуру. В первый день, по-моему, пистолет не давали, попозже немножко. Пока разберутся, сколько там народу на самом деле попало, потому что обычно кто-то там не успевает на день из-за бумажной волокиты. Ну, первая неделя обычно административная такая, т.е. там мало чего-то серьёзного. Выдавали там дубинки, фонарики, бронежилеты такие – под размер всё, т.е. тебе никто не даст бронежилет на 6 размеров больше – не в Советской Армии, да, или там, наоборот, на 7 меньше – нет, это всё серьёзно, там никаких этих нету, т.е. тебе найдут, если твоего размера нет, тебе такой закажут, какой тебе нужен. Но то, что тебе выдают в академии, первая твоя выдача – это будет самый такой, т.е. хуже него дать тебе не могут по закону, т.е. это самый дешёвый, который они могли купить, ну потому что ты на улице в нём не будешь бегать, на вызовы ездить, он тебе нужен только на стрельбище и во время инспекций всяких и всего такого – проверка снаряжения. Потому что на стрельбище, когда ты стреляешь, ты всегда в бронежилете должен быть, потому что всякие бывали ситуации: там люди падали, роняли оружие, пули летели в разные стороны – бывало, там 15 человек одновременно стреляют, за всеми все инструкторы не уследят, наверное. Хотя обычно таких не было, чтобы он стоял там, так пистолет вертел – ну таких не берут в космонавты, т.е. обычно люди нормальные, адекватные.
Конечно ни о каком спиртном там речь не идёт вообще – не дай Бог, там что-то унюхают, даже если ты за ночь пил заранее, то лучше, чтобы выхлопа не было, потому что будут большие вопросы к тебе. Это сразу тебе всё объясняют, в первый же день, ты понимаешь, куда ты попал, и ты сразу себя чувствуешь таким маленьким, а все такие большие и страшные вокруг тебя. И когда знакомят с твоим инструктором, который будет вести, ваш куратор класса, т.е. половины класса, класс делится на 2 части, и вот 2 этих инструктора – один у этого взвода, один у этого, кому как повезёт. Нам повезло, у нас были отличные инструкторы оба: один был, не помню, чёрный пояс, какой-то дан, там всё официально по борьбе, я уж не помню, какой там, нанайских мальчиков – ну в общем, он вообще здоровый сам, метра на 2 с лишним ростом, и он даже меня мог вот так взять, скрутить в узел просто, а других ещё хуже. А второй парень был бывший военный, он, по-моему, был в ВВС, но он был тоже во военной полиции, т.е. он про полицию знает всё, со всех сторон. Его боялись все почему-то. Почему-то все боялись его, он небольшой такой, но вот как-то вот он внушал только одним взглядом своим.
Д.Ю. Авторитетный, да?
Михаил. Авторитетный, да, т.е. ему рот не надо было открывать, там все уже стоят, дрожат, боятся – нормально. Его группа всегда была более такая… в таком деле, а наш инструктор, я попал, естественно, к более простому, как казалось бы. У нас была такая фишка – т.е. он сразу нам на первом же, по-моему, дне или на втором, когда мы собрались подразделением, он говорит, что я не люблю бюрократию, ну т.е. ты накосячишь что-нибудь такое – мне писать объяснительные не надо, точнее, можешь писать, но можно встретить меня после занятий в зале на татами…
Д.Ю. Сдать зачёт, да?
Михаил. Сдать зачёт, да, я тебе докажу то, что ты неправ. Но это было делом чести, если накосячил, пойти и с ним попытаться… Ну там нет, пытаться не надо было, там просто старался, чтобы ничего тебе он не сломал. Ну он не хотел, конечно, но человек, действительно, очень хорошо всё это знал, и супруга у него тоже, она откуда-то, по-моему, из Китая была, но она приходила, занималась тоже с ним, очень интересно было. Но опять мы отвлеклись.
Выдали всё это, потом нас погнали всех в ателье шить форму – тоже снимают мерки, подгоняют, ну ты выбираешь, если ты можешь с полки, конечно, снять рубашку и примерить – это нормально, хорошо или надо рукава немножко обузить, приделать что-то. Ну там стандарт, как это должно выглядеть. Всем особенно легко в академии, ни у кого ничего нет, никаких нашивок, все одинаковые такие, все rookies – теперь нельзя, теперь это запрещённое слово, оказывается, это слово унижает чьё-то достоинство. Называть молодых полицейских «салагами» уже нельзя, по крайней мере, у нас в департаменте.
Д.Ю. Был такой художественный фильм «Rookie», у меня друган спрашивает: «Дима, как с английского переводится «rookie»»? Я говорю: «Руки». Не смог понять, да.
Михаил. «Салага».
И главное, то что берут замеры, это на парадную форму, потому что она не просто должна на тебе сидеть, под неё ещё нужно суметь, чтобы бронежилет залез, потому что вот у товарища возникли вопросы, почему рубашка большая – под неё вот такой бронежилет должен залезть, поэтому если она будет в обтяжку, она, конечно, смотрится красиво, но с бронежилетом будет смотреться глупо: пуговицы будут, такие вот дырки здесь будут – ничего хорошего.
Д.Ю. Богато живут – шьют форму индивидуальную!
Михаил. Да, но за чей счёт-то?
Д.Ю. Тоже за ваш, да?
Михаил. За наш, это с первой зарплаты будет всё вычтено – это нормально. Примерно четверть зарплаты уйдёт на форму. Оборудование практически всё выдаётся, ты можешь себе потом докупить, что ты ещё хочешь, или что-то там другое взять: например, выдали палку, но выдали палку не очень хорошую. Ну такие вот были деревянные палки – их выдали, а уже каменное дерево и всё остальное – это уже по желанию, т.е. ты себе выбираешь, там приходит специальный мастер, он тебе тоже замеряет руки и потом он тебе делает то, что надо, лучше не будет. И короткие тоже можно было другие дубинки делать себе. Ну а остальное всё… Там выдают полностью пояс со всеми делами – для магазинов 2 кармана, патронташ, потом для рации коробка, двое наручников, кобура, пластиковая кобура для моей любимой раскладной дубинки, и там всякие кольца – кольца для дубинки, кольца для ключей, свисток зачем-то, ключи для наручников, всё такое. Вот тебе всё это выдали, и вот ты с этой охапкой, с коробкой прёшься через всё здание обратно в подвал, над тобой там все ржут, потому что идёшь гуськом, весь класс, 30 человек, а все старослужащие, конечно, имеют очень много удовольствия, глядя на это всё, вспоминая, какие они были молодые, а это пошло уже не то, измельчал народец. Ты слышишь всё это, как в кино: в тюрьму привезли свежее мясо – всё то же самое, ничем не отличается. Но добро, т.е. это не то, что тебя там будут угнетать, и всё такое – чисто морально, потому что если ты не можешь от своих слушать, то как ты на улице будешь потом работать, когда тебя будут действительно стараться и разозлить, и взбесить, и обозвать, и всё такое. Поэтому это всё часть процесса. Ну хотя сейчас гораздо легче с этим стало, тогда было труднее. Но просто времена меняются, субкультура тоже меняется немножко, более стали такие, как бы, тепличные условия немножко, к сожалению.
Д.Ю. Как-то тут недавно прочитал, точнее, сначала посмотрел кино Клинта Иствуда – Клинта Иствуда люблю, хоть он и мерзкий антисоветчик, но фильмы отличные – и вот он заснял художественный фильм «American sniper», не знаю, ты смотрел, не смотрел?
Михаил. Нет, ещё не успел.
Д.Ю. Крайне странное произведение, непонятно, про что. Понятно только в конце.
Михаил. А, подождите: снайпер про… Да, видел, видел.
Д.Ю. Кайло, как его там, не помню фамилию. Понятно только в конце, что когда его там в гробу повезли, а там толпы народу с флагами, что это в последний путь, так сказать, проводить – это впечатлило. Ну посмотрел, кино у меня недоумение вызвало, я немедленно приобрёл книжку, принялся читать, где отдельная глава посвящена «дедовщине» среди т.н. этих «Тюленей», как они там друг друга смертным боем бьют, особенно новичков, типа, ты едешь в микроавтобусике за рулём, как «молодой», и тут все «дедушки» на тебя набрасываются и начинают тебя бить. Как ты дальше ехать будешь? И вывод, в общем-то, незатейливый: а без этого никак, вы знаете, да. И только что всё было плохо, отвратительно, как у нас рассказывали – какая мерзкая «дедовщина», а оказывается, что, во-первых, это сугубо естественное явление, а во-вторых, оно помогает отсеивать.
Михаил. Ну, в такие подразделения, как «Тюлени», я думаю, сильно помогают, потому что вероятность того, что ты попадёшь в ситуацию, где будет большой стресс вот такой…
Д.Ю. Ещё хуже, да.
Михаил. Да, ну то, что хуже – это всё ерунда, это детские игры, но по идее в ВС там т.н. хейзинг запрещён законодательно. Просто были случаи, когда ребята, увлекаясь, убивали сослуживца нечаянно. Или там был прикол, я помню тоже, ну не прикол, конечно, а трагическая вещь произошла: кто-то получил повышение, а там такая традиция, что кто получает повышение военное, у них на воротничках железные такие штучки есть, и там иголки, а иголки с другой стороны приделываются т.н. «лягушками», так вот их него, когда он новые получает, старую достают, ставят новую, «лягушки» не ставят, а начинают вбивать, т.е. каждый из взвода подходит и кулаком по этой штуке, и вбивает туда, «чтобы не слетели», чтобы крепче держались. Ну это вот бывает такое.
Д.Ю. В конце кино они их там в гроб заколачивают.
Михаил. Ну да, ну, у военных свои дела, но случилось так – просто это было во всех газетах, по телевидению – что зашло далеко, парня что-то, не помню, почему, связали, бросили в контейнер мусорный и забыли там, а нашли через несколько дней. И вот, или кому-то селезёнку оторвали нечаянно, тоже так пихнули по-дружески, и поэтому там вот у них запрещено законом. Но это в обычных войсках, в спецвойсках там у них свои фишки. Кстати, фильм-то был какой-то, я помню тоже, про спецвойска, забыл – там, где вначале бегут, потом все в шлем наливают разного-разного спиртного, пьют, и ему вбивают в грудь крылья тоже. Забыл, как называется, старый фильм. Там Джин Хэкмен, по-моему, играет. Не помню, ну такое что-то было. Но я не по фильмам знаю, а знаю от людей. Со мной в классе было несколько ребят, кто служили и в морской пехоте, и в ВВС, и в армии. Так попали, что кроме береговой охраны были все понемножку представлены, и все как они ходили: да я морпех, а ты, там, «navy тюлень»… Не «тюлени» их называют, а «осьминогами» - ну смешно так смотреть на …
Д.Ю. Все друг друга любят.
Михаил. Да, все друг друга любят, естественно.
Д.Ю. «Что ты видел», да?
Михаил. Разный народ был. У нас в классе начинало 34 человека, вот наш класс после всего этого отбора, я рассказывал – из нескольких тысяч человек отобрали 34, потом за время академии нас осталось, по-моему, 21 или 23, т.е. мы потеряли столько народу за время академии и ещё человека 3 или 4 после полевых испытаний, после апробации, как говорится. За счёт чего люди вылетают чаще всего: ну, во-первых, надо учить вот эту стопку, что тебе дали – 42 или 28, или 30 с чем-то тем. Тема идёт – ты её должен учить, потому что в конце, когда она закончилась, идёт экзамен, и если ты экзамен не сдал, у тебя была 1 попытка пересдать, второй раз не пересдал – до свиданья, сдаёшь всё и уходишь. Т.е. тебя никто не держит, тебя никто за уши не тянет. Там не трудно учиться, просто нужно прочитать, понять, и тебя причём учат как – учиться, т.е. тебя учат не то, что ответы на вопрос тебе дают, а тебе говорят, на что обратить внимание, о чём эта глава. Например, законы, берём законы: там объясняется, чем дух закона от буквы закона отличается, ну и вопросы, соответственно, потом будут вот об этом – объяснить, как это… Ну не знаю, как можно это не объяснить, там всё написано, английским по белому, как говорится, всё чётко.
Д.Ю. Т.е., this is not rocket science, да?
Михаил. It's not roket science at all, it's more like baby stuff. Да, и вот так по всем – законы, патрульные процедуры, радиокоды каждый день, т.е. вот это вбивали с первого дня, сразу выдали бумажку, там номера и что это значит. Это надо было знать наизусть, т.е. в письменном виде, тебе он читает, например, «nine oh four» - это «904», а ты должен полностью написать предложение, что это значит, без ошибок в нём, т.е. все слова должны быть – каждый «the», «а», всё, что там есть, всё должно быть.
Д.Ю. А зачем они нужны?
Михаил. Потому что ты должен думать такими, ты должен по рации говорить коротко.
Д.Ю. Ну вот у нас, например, ведение секретных переговоров по рациям запрещено, и по телефонам тоже.
Михаил. А это не секретные переговоры, там то же самое.
Д.Ю. Но подразумевается, что тебя кто-то подслушивает, и секретное говорить нельзя, а всё остальное говорить можно. А в чём смысл кодов тогда?
Михаил. Чтобы быстро сказать, что происходит. Ну например, ты остановил машину за какое-то нарушение, и ты диспетчеру говоришь: «Я такой-то – такой-то (твой позывной), я здесь-то – здесь-то, и я делаю то-то – то-то». Т.е. ты говоришь название улицы, где ты находишься, и блока, где ты находишься, потом говоришь: «Nine seven six» - это значит, что ты остановил машину. Если я сказал: «Nine seven six а» - это значит, что я остановил машину, и мне нужна поддержка. Т.е. не так, чтобы там все летели, весь город, но мне нужно, чтобы мне помогли, потому что, допустим, там четверо в машине, а ты один. Просто это сокращает, быстро, и все понимают, что ты сказал. Опять же, у людей акцент, вот у меня, например, т.е. там люди ржали, конечно, когда слышали, потому что рация тоже искажает голос. Я потом слушаю записи, говорю: «Блин, это же я что ли говорю?» Совсем по-другому всё, особенно когда чуть-чуть стресс прибавился или ты уставший, плюс сигнал тоже, скажем так, техника не на грани фантастики, техника там со времён Иводзимы, битвы: рации вот такого размера, кирпич такой ещё у тебя 3-килограммовый тут висит, а ещё надо же кнопку найти, где она там, не понятно. А если микрофон может чуть-чуть оторваться, работать уже не будет здесь – это вообще та ещё песня была, когда мы начинали! Т.е. «старики»… ну, «старики», извините, коллеги – ветераны, которые работали дольше, они микрофоны не привинчивали, вот эти с проводом, они просто общались с этой рацией, и вот насколько у них это радио-ухо было, что рация здесь где-то далеко, они стоят с тобой разговаривают и слышат всё, что говорится там не очень громко.
И плюс радиокоды нужны, чтобы когда тебе рация что-то сказала, чтобы преступник, с кем ты, например, может быть, общаешься, не понял, о чём идёт речь. Например, тебе говорят, там, … про него, ты спросил, вот ты остановил его, и ты стоишь на канале сервисном, и они его в системе быстро прогоняют, кто это такой. И она тебя спросит: «Ваш микрофон Charlie, т.е. он сlear, можно говорить?» И если он например, не знает, о чём идёт речь, потому что если она скажет: «Ой, у него что-то такое, такое…», и напрямую скажет, а он услышит – тут что-нибудь начнётся: или побежит, или начнёт драться. А здесь она тебе даёт знать, у тебя открыт микрофон или можно говорить с тобой, потому что у кого-то есть – в уши они вставляют такие, вот я с этим не мог вообще ездить, меня дико бесило – чешется, во-первых, во-вторых, потом голова болит очень, когда 10 часов радиопереговоры всё время тебе в голову прямо вот так идут. Кому-то нравилось, а я не мог. Как в кино, видели – всякие спецагенты секретные, вот у них такие тут в ухо, но трудно, 10 часов с такой штукой – прямо беда.
Д.Ю. Даже приятную музыку невозможно всё время слушать.
Михаил. Ну конечно, да. Там не приятная музыка, там всё время шорох, писк, ну как рация работает: пи, хр-хр – такие звуки всякие, там, кто-то что-то говорит, и всё время на подкорку записывается, когда идёшь домой после10-часовой смены, идёшь до машины, и у тебя в голове что-то играет, записано как будто. Ну вот не очень хорошо.
Ну тебя учат, как слушать рацию, т.е. иногда люди, кто в академии, после работы, после академии сидишь вечером, ты можешь взять рацию внизу, где их выдают там в подвале тоже, и сидеть слушать переговоры, чтобы привыкать слушать и понимать, что они говорят. Коды теперь ты знаешь, теперь надо понимать, что происходит, быстро. Вот поэтому с первого дня коды прямо вбиваются в тебя, и практически каждую неделю как минимум один тест был на это, и было очень легко поднять свой средний балл, а можно было очень быстро его потерять.
Соревнования друг между другом и между взводами, т.е. тебе сразу объясняют, что мы будем соревноваться, и те, кто проиграют, будут отжиматься гораздо больше, и т.д. Т.е. всё, никаких сюрпризов тебе не будет, т.е. ты будешь знать каждый час, что ты будешь делать за эти 6 месяцев. Ты когда смотришь на это в начале в первый раз, этот список, ты думаешь: блин, неужели это всё можно пройти? Т.е. там одной стрельбы на несколько сот часов получается, самооборона без оружия, процедура ареста, как обыскивать, как обыскивать машины, как обыскивать дома – там всё-всё расписано, т.е. никакой самодеятельности, т.е. есть инструкция, что как должно быть сделано. И потом где-то с середины академии уже начинаются серьёзные тесты. В начале это всё в основном письменные, т.е. много теории. Стрельбища начинаются, по-моему, со второй недели, если я не ошибаюсь, сразу, т.е. быстро очень. То же самое физкультура – физкультура практически если не каждый день, то через день – обычно всем классом все построились и побежали, и в зависимости от настроения инструкторов, это может быть пробежечка на милю, ну, на милю обычно не бегаем, обычно больше – 2 мили, это 3 км, а может быть, и 6 миль – это уже «червонец». У нас были пару раз, когда мы неправильно себя вели, но никто ни на кого не орал, все построились, а чувак мог бегать, как лось, он мог бегать просто сутками, и все побежали. И фишка в чём: когда бежит класс, все бегут в построении, и если кто-то отстал, то все останавливаются, ждут его, пока он подтянется, но в это время все отжимаются.
Д.Ю. У нас в Советской Армии таких брючными ремнями за руки привязывали и волокли следом. Выглядело замечательно.
Михаил. Ну вот что ещё: если человеку нельзя отставать, в принципе, у него есть партнёр, но рядом с ним тоже люди, они могут ему тоже помогать, подталкивать, не давать упасть.
Д.Ю. Донести на пинках.
Михаил. Ну, да – ну никто не хочет отжиматься в 40 градусов жары, 35, влажность, ну нормально, устаёшь, конечно, сильно. Потому что я был в хорошей форме, вообще без проблем всё было, но вот из-за того, что приходилось бегать лишние круги, делать много-много всего общего, ну и физкультура, как обычно: отжимания, пресс, подтягивания. Проходить должны все, но несмотря на то, что все равны, у девочек были немножко другие нормативы, хотя вроде бы должно быть всё одинаково, но у них были послабее чуть-чуть. Никаких, конечно, сказать, это не их вина, но так вот придумали, что нам надо было подтягиваться, допустим, 15 раз на 100%, а им 2 раза на 100%.
Д.Ю. Два?
Михаил. Два или три – что-то такое.
Д.Ю. А зачем так мало? Они же тоже люди, у них же физическое состояние такое же.
Михаил. Для них столько же получается. Ну вот так.
Д.Ю. Странный подход.
Михаил. Я тоже никогда не понимал. Всё остальное, типа, зарплаты одинаковые, а подтягиваться я должен больше почему-то. Смешно. В силу физиологии, я не знаю, но по идее девчонки, я как-то рассказывал, были такие, что с ними не страшно было, куда угодно, и были здоровые парни, с кем не хотелось вообще иметь дело, даже близко на одной зоне ездить. Были и такие, там всяко было. Вот опять же, когда эта академия началась, мне выдали партнёра, назначили – ну грубо говоря, по алфавиту кто идёт подряд, и так получилось, что мы с парнем стали друзья на всю жизнь и прошли через много-много-много всего, чего может быть. Вот мы с ним собирались как раз книжку писать ну может быть, ещё придём. Он там, я здесь, но, в принципе, Скайп, так что подумаем. Сейчас ему некогда немножко, он занят – у него там проблемы всякие. Но он тоже ушёл на пенсию, но по-другому ушёл, у него там были другие потом проблемы.
Ну вот, выдали партнёра, и теперь ты отвечаешь друг за друга. Вот на стрельбище накосячил один – виноваты будут оба, т.е. ты как бы являешься его одновременно ещё и инструктором, и офицер безопасности – в смысле, чтобы он ничего не сделал того, чтобы никто не пострадал. Ну там, естественно, техника безопасности, конечно, очень сильная, когда на стрельбище, несмотря на то, что, я говорю, там 3 инструктора, 15, но эти 15 человек, особенно когда в академии, все слушаются, надо слушать, что делать: стрелять вовремя, пистолет убирать вовремя, и т.д. Разные-разные нормативы, очень много именно на быстрое доставание оружия, потому что контакты уличные, во-первых, происходят на близком расстоянии, и они скоротечны, и если ты 5 секунд пытаешься пистолет выдернуть из кобуры, к этому моменту обычно от тебя уже мало что останется. Поэтому надо делать быстро, т.е. ты пистолет взял, и вот он уже стрелять начинает уже отсюда, и надо попадать при этом, потому что патронов у тебя только 46 штук.
Д.Ю. Достаточно.
Михаил. 3 по 15 и 1 в стволе. Ну да, казалось бы, но хотя были экспонаты, которые расстреливали по 2 обоймы и не попадали ни во что, даже в машину с 3 метров – всяко бывало. Стресс делает интересные очень вещи с людьми.
Д.Ю. Нам давали 2 магазина, т.е. всего 16 патронов, и мой товарищ на полном серьёзе задавал вопрос, а почему всего 16 патронов, что вызывал недоумение у преподавателя: а зачем тебе больше? На что он говорил: ну вот бежит на меня толпа – 16 человек я застрелю, а дальше что?
Михаил. Такой наивный. Нет… И пошли трудовые будни, мы начинали тогда рассказывать, что через 2 недели, по-моему, эти адские выходные, когда нас просто втаптывали и заставляли сильно очень заниматься спортом – всё это двое суток без перерыва практически, ну с перерывом на сон, целый день ты занимаешься – просто отсеивались те, кто по каким-то физическим и моральным кондициям не подходит. Т.е. люди побросали некоторые и просто не вернулись обратно, сказали: нет, нам это не надо, т.е. всё хорошо, конечно, выглядело, всё было очень интересно, пока обо всём говорили…
Д.Ю. Всё хорошо, но как пожар – хоть увольняйся.
Михаил. Хоть увольняйся, да. И вот будни: начинаются вещи – симпатии-антипатии в классе, много народу.
Д.Ю. Ну, неизбежно.
Михаил. Естественно, коллектив, да – вначале кажется: о, мы все такие классные, мы все молодые, мы все на одной странице – нет, ну это же не армия. Люди из разного возраста, из разных сред пришли – не например, вот тут сижу я, извините меня, я из Советского Союза приехал, рядом сидит парень, который вообще вырос в этом городе, который, грубо говоря, тут всех знает, тут сидит рядом парень – работал в Сан-Квентине охранником, у него совсем другой жизненный опыт, и в принципе, особых-то точек соприкосновения нет со многими людьми. А вот с тем моим напарником, с Эндрю, мы как-то подружились сразу, он бывший борец, и он боролся когда-то с советскими спортсменами, и у нас как-то сразу нашлись общие разговоры. Портреты всех наших олимпийских чемпионов у него дома были, он там собирал, и всё такое. Он учил меня бороться немножко, потому что он действительно хорошо боролся, он и в институте боролся, и всё такое, в какой-то олимпийской команде юниорской – что-то такое было, вот. Я его учил, как драться на улице, потому что он как-то вот драться не очень, у него там многие вещи, ну он борец – выходишь на татами, там честный бой, а всякие «грязные» приёмчики он не знал, и пришлось показывать. Было интересно.
В академию, конечно, входит вождение. Вождение – это ещё та песня! Т.е. вождение – это отдельный блок, который занимает неделю, по-моему, целиком, только этим и занимаешься, и теория, и практика. Теория – тебе показывают, как машина работает: почему она на повороте делает так, почему на вираже делает так, что происходит, когда тормоза, что там происходит от удара, как тело действует, когда машина ударилась, и тебе показывают всякие видео, фильмы, краш-тесты, показывают, что происходит, чтобы вы знали, что гоняться, конечно, хорошо быстро, но вот это может быть…
Д.Ю. Есть нюансы, да?
Михаил. Да, маленькие нюансики есть – вот это может от вас остаться, если вы поедете слишком быстро и неправильно нажмёте на газ вместо тормоза, допустим.
Ну конечно, там снега со льдом нет, это, конечно, очень хорошо, но дожди бывают хорошие. Из-за жары и из-за всяких выхлопов, смога и всего многие дороги покрыты слоем жира, когда начинается дождь, это ещё хуже льда – т.е. учат, что делать в этой ситуации. Там специальный такой полигон есть, заливается водой, и ты там едешь, инструктор сидит рядом и орёт: газуй, газуй! А ты: какой газуй – тут вода, тут страшно. Он говорит: газуй! Ты газуешь, машину начинает крутить, и, грубо говоря, ты учишься, как с этим справляться, как выруливать, что делать, что не делать в таких ситуациях.
Д.Ю. Полезно.
Михаил. Полезно, да, но такого полигона у нас не было, был у шерифов, мы к ним ездили, где их академии проходят. Потом, естественно всякие там – парковка: как парковаться, как выезжать, и там разные-разные, очень много всяких фишек, как это всё делать правильно, причём именно на этой машине, на которой ты будешь работать – «Ford Crown Victoria». Он здоровый такой, а там маленькие стоят такие оранжевенькие бочонки, и вот нужно так всё сделать, чтобы их не задевать. Задел – не прошёл. Та же самая фишка: 2 раза не сделал…
Д.Ю. До свиданья, да? Неплохо!
Михаил. Нет, тебя до этого учат неделю это делать и дают времени полно, чтобы всё это отрабатывать. Если у тебя получилось с первого раза – ну классно! Но во время теста может и не получиться, поэтому лучше, конечно, помучиться подольше. Интересно, и они, действительно, это делают так, что тебя вгоняют в такую стрессовую ситуацию, потому что когда самая последняя часть экзамена – это «волки и кролики», т.н. «rabbits», т.е. ты патрульный, ты в машине уже, у тебя рация в руке, руль, «дискотека» работает. Ну, в рацию, конечно, не говоришь по-настоящему, но как будто ты говоришь. Тут инструктор сидит рядом, а перед тобой самый лучший инструктор, который быстрее всех ездит, самый опытный – он от тебя будет удирать. И удирают – это специальный курс, где наставлены везде эти столбики, ты можешь сбить, по-моему, 9, десятый – ты завалил.
Д.Ю. До свиданья, да?
Михаил. Да, он не церемонится, он ездит в полную дурь, там и прямо, и «змейками» - ну, разные названия у каждого…
Д.Ю. Фигуры, да?
Михаил. У каждой фигуры, да, и это замкнутый цикл. А ещё фишка – его нельзя потерять, т.е. ты не можешь отстать, т.е. ехать настолько медленно, чтобы он от тебя убежал. Он повернёт направо, ты поедешь налево – всё, до свиданья, ты проиграл. Вот это было самое весёлое, потому что тебе кажется, что ты умеешь водить машину – ты много лет её водишь, ты такой Шумахер, да, на скоростной дороге ты летишь между … - ты не умеешь водить машину, вообще, никто, пока они не пройдут этот курс, пока они, вот на определённой скорости, я скажу: нет, машину ещё не водишь. Грубо говоря, сейчас пройти мне этот курс, я тоже, скорее всего, не сдам первые раз 5. Это нужно действительно тренироваться и заниматься этим. Когда ты в патруле работаешь и 10 часов проводишь в машине и ездишь по узким улицам между машин, между людей, и всё такое, ты находишься в форме, и то каждый год мы идём обновлять эту, рефреш … А если ты, не дай Бог, в здании поработал несколько лет и в машине не поездил, то тебе курс очень нужен будет, ты действительно будешь себя чувствовать не в своей тарелке.
И учат очень хорошо, опять же, никто не орёт на тебя, вот самое главное, что тебя там никто не держит, чтобы ты знал – орать на тебя никто не будет, если тебе это не надо – пожалуйста, вон, даже в колокол звонить не надо, как в этом, в фильмах, как в «Тюлене», помните, тоже фильм: прозвони и уходит. Нет, просто собирайся и уходи – не нужен. Нужно сдать. Тебе сделают, все условия для этого есть: стресс необходимый есть, но не такой, что ты там будешь стреляться из-за этого, хотя, бывает, у людей стресс по-разному проходит, конечно.
Д.Ю. Меня перед армией учили на водителя грузовика, водителя категории С, на автомобилях «ГАЗ», по-моему, мы учились … ещё до призыва, ну и там инструктора, взрослые дяденьки, а автомобили-то, ты же помнишь – там ни автоматических коробок ничего не было, т.е. там руками всё втыкай. Трогаться с него надо иметь специальные умения, это тебе не тормоз отпустил, на газ нажал и помчался, как теперь. Соответственно, у всех регулярно глохло. Ну вот инструктор, вынув знак «У», принялся лупить меня по башке, что, типа, машина заглохла, а я принялся лупить его по морде. Пришлось инструктора поменять, но вот у нас везде рукоприкладство было, кто-то там терпел, кто-то не терпел, но в массе всех всё время там подзатыльниками кормили. Сейчас такого нет.
Михаил. Нет. Не знаю. А ещё рассказывал про этот манёвр прерывания преследования, Pit – помните, рассказывал? Вот это было самое, наверное, интересное, и не сказать, страшное, но, действительно, интересно и жутко. Но понимаешь, что работать здорово, когда ты в машине прижимаешься, раскручиваешь её, она глохнет, т.е. ты всё видишь, что происходит, как это работает. Потом уже на улице ты знаешь, что будет, и поэтому проще сделать. И когда машина идёт, ты к ней прижимаешься сзади четверть панели, ты не бьёшь её, т.е. там нет ничего такого вот, как в кино – там, удар отсюда, удар отсюда – так не работает вообще. Ты прижимаешься, т.е. на скорости больше 45 миль/ч делать нельзя, в городе лучше на 35-40, гаишники, ну эти наши патрульные делают… «гаишники» хотел сказать – ну я их гаишниками называю, потому что люди не понимают, что там есть большая разница. Они делают до 70 миль, т.е. это 100 км/ч с лишним. Ну, на трассе, на 5-полосной скоростной дороге и когда рядом никого нет, можно, в городе – нет, улетит, взорвётся, врубится в дом, в детей… Нет, мы делаем 35-40 максимум. К машине прижимаешься, прижался, «поцеловал» её, и резко выворачиваешь руль и добавляешь скорость, т.е. давишь в пол и выворачиваешь руль. Машину раскручивает, и она глохнет, всё, а твоя улетает в другую сторону, тебя там уже тоже не будет, и поэтому тебе нужно, ещё 2 машины сзади чтобы было твоих.
Д.Ю. Непросто!
Михаил. Да. Ну и там у нас конкретно кто тренированный и кто не тренированный. Ну т.е. наш весь класс был уже тренированный, а кто-то ветераны, это не совсем старая вещь, она достаточно новая, когда её разработали, её апробировали. Нужно получить кучу разрешений, чтобы такой манёвр приняли к использованию все департаменты, и то, по-моему, не все до сих пор делают это, некоторые прямо: нет, не будем, всё, потому что машины мнутся. Ладно, лучше уж пускай собьёт кого-то, как говорится.
Д.Ю. Ну, видимо, дешевле.
Михаил. Лучше гоняться 15 машин за ним, видели в «Новостях», наверное, как дураки там – он поворачивает на кольцо, и вот 15 машин в кольцо так ездят кругами. Видели, наверное, такие всякие смешные, на YouTube много таких. В департаменте если я смотрю вот так. У нас 3 машины, остальные параллельно где-то едут, чтобы он не убежал потом, и вот 3 машины всё делают, две-три.
А там сидишь в машине, тебя делают прямо как «Формулу-1», со всеми ремнями, с шлемом, тут инструктор сидит бедный который целый день это должен делать. Мне их всегда жалко было, потому что он всё время в машине, кто-то делает правильно, у кого-то не получается, кто-то бьёт – всяко бывает. Машин, по-моему, пара перевернулась, не у нас, а вообще, в принципе, естественно, не из-за инструкторов, а из-за студентов, что они как-то совсем сильно сделали что-то или… Но в принципе, вот научили.
А потом, когда с дубинками занимались, там … потом тест – это твой инструктор, т.е. не инструктор, который тебе преподавал, а начальник твоего взвода, который твой куратор, он надевает костюм красного человека, «red man» т.н., который полностью закрывает. Не видел такие, нет?
Д.Ю. И что он делает?
Михаил. И он тебя бьёт, а ты его дубинкой должен отоварить и продержаться там пару минут против него, а он старается… Он как бы подозреваемый, ты его полицейский, и вот у тебя пришло время использовать дубинку. Ты должен использовать все навыки, чему тебя научили – куда бить, как бить.
Д.Ю. И как же его бить?
Михаил. Ну, дубинка не настоящая, ты будешь его бить такой, мягкой, фом.
Д.Ю. Пена.
Михаил. Пенный. Ну, не пенный, конечно, но такая очень мягкая.
Д.Ю. Поролоновая.
Михаил. Да, поролоновая. А у него полностью защита, он абсолютно закрыт, у него тут забрало – только глаза видать. Они смотрят на твою силу ударов, конечно, силу ударов тоже нужно делать с силой, но главное – чтобы не бить в лицо, например не пырнуть вот так. У нас один одноклассник пырнул – чуть глаз не выбил инструктору. Но он дебил, … попал туда. Бить куда – куда учили, по тому месту, где кожа ближе всего к кости, там больнее всего. Но надо правильно бить.
Д.Ю. По голени, да?
Михаил. По голени, да, по ключице, туда-сюда, просто отрабатываешь. Ну это не то, что ты стоишь и так тихонечко – раз-раз, нет, там в полную силу всё, т.е. если тебе кажется, что 2 минуты побить кого-то дубинкой – это легко, попробуйте, я посмотрю.
Д.Ю. Это только тем, кто никогда не дрался.
Михаил. А он так активно сопротивляется и может навесить. Т.е. ты открылся, там, что-то – вниз бьёшь и стоишь вот так, тебе прилетит сразу, причём хорошо, чувак боксировать умел, пару человек были в таком лёгком нокауте – там звёздочки видали, и водой их отливали. Он не так, чтобы сильно их ударил – они не ожидали, и носим в эти, в маты хлопнулись, и неудачно. Я говорю – один парень ему чуть не пробил глаз, не выбил. Всё приближено. Потом, когда начинается самооборона без оружия, отъём – как отнимать оружие, если, не дай Бог, там что-то близко. Объясняют, как что работает, куда ставить пальцы. Всё рассказывать не буду, потому что это очень долго, муторно и, в принципе, просто, это чисто нужно тренироваться.
Д.Ю. Ну, требует тренировки, да.
Михаил. Инструктора очень сильно оценивают то, как ты подготовился к уроку. Т.е., допустим, тебе дали вечером, ты уходишь, и тебе сказали выучить вот эти 4 команды, их надо знать наизусть. И потом, когда ты что-то делаешь ты их должен сказать не ошибиться. Зачем это надо – это так же, как радиокоды, это должно быть на подкорке, что когда ты в ситуации, когда тебе кого-то нужно разложить под пистолетом, и всё такое, ты сказал то, что надо. И всегда можешь сказать: да, я всегда это говорю, потому что мы так учились, и это команда прямо: «Поднимите руки вверх», «Не смотрите в мою сторону», «Откройте ладони», «Повернитесь» - чтобы видеть, у тебя есть там пистолет, вот он спиной стоит, здесь у него может быть пистолет, я же его не вижу сзади. Поэтому одна из команд – это нужно повернуться. «Встаньте на колени», «Скрестите ноги сзади», скрестить правую на левую, например, опустить руки назад, развернуть ладони так. И всё это нужно знать наизусть, ошибёшься – инструктор потом тебя замучает. И опять же, я один раз почему-то забыл одну фразу – и всё, пришлось писать объяснительную, почему я забыл фразу, почему я не выучил.
Д.Ю. Как мог себе такое позволить?
Михаил. Как мог позволить, да. Не достоин, не оправдал! Ну да.
Д.Ю. Это как про эту, про небезызвестную Миранду – закон Миранды, где права надо зачитать, и всякое такое, т.е. должно отскакивать от зубов и каждому должно быть зачитано, да?
Михаил. Да, но там не совсем так. В кино, конечно, всё это очень драматично, а на самом деле «Миранда» практически сразу никому не зачитывается. Когда человека даже арестовал, уже наручники надел, посадил в машину, ты ему ещё ничего читать не должен, пока ты не начнёшь его опрашивать. Т.е. если ты у его вопросы никакие не спрашиваешь, тебе читать ничего не надо. «Миранда» - это закон, который людей защищает от самооговора, для этого и говорится: «Всё, что вы ни скажете, может и будет использовано против вас в суде. Вам положен адвокат, если у вас нет денег, вам будет предоставлен бесплатно». Вначале начинается с того, что «вы должны хранить молчание», и т.д. «У вас есть право хранить молчание», т.е. тебе ничего мне говорить не надо, и если ты сам начал, я прочитал тебе права, и ты начал говорить что-то…
Д.Ю. На здоровье.
Михаил. Да, пожалуйста, вам выбор предложен, вы решили поговорить – пожалуйста, что бы ты ни сказал. Многие люди себя не то, что оговаривают – они начинают рассказывать, что случилось. Потом через несколько минут: ой, что же я сказал?! В принципе, того, что они уже сказали, достаточно для суда. Если даже потом он скажет: нет-нет-нет, ничего не было, если ты всё за ним записал, в принципе, это уже считается доказательством. Или, не дай Бог, на камеру это всё пошло, то вообще хорошо, ещё лучше. Но когда у нас камер не было, и наше слово, в принципе, как-то стояло: т.е. он сказал это, это, это, это. Просто надо быстро сразу записать, что он говорит, не спрашивать вопросы.
Д.Ю. А подписаться он должен?
Михаил. Он должен подписаться под… он может подписываться, когда это безопасно для него и, соответственно, для нас, да, там, например, у нас бумага, куда пишет заявление человек, точнее, ты его спрашиваешь, он тебе отвечает, ты записываешь всё. Он должен подписаться: там две такие галочки были, что права были зачитаны – да, расписаться, поняли ли вы эти права, что вам хотели сказать – да, расписаться. Два раза, т.е. не просто зачитано, и всё. Может, я не понял, может, я не говорю по-английски. Всё не так просто. Причём на каждой вот этой форме, когда ты берёшь заявление у человека, на ней это всё напечатано: полностью «Миранда», все права. Хорошая вещь, плохая – не мешала.
Д.Ю. Наличие, как правило, лучше, чем отсутствие, да?
Михаил. Нет, я имею в виду, что сама «Миранда», закон не мешал абсолютно, т.е. всё равно человек имеет право на адвоката – почему об этом не сказать ему? Он не должен никого оговаривать. У нас обычно, когда мы арестовывали, везли в здание, допустим, у нас был такой закон: ты не читаешь «Миранду» убийцам, насильникам, тем, кто совершил преступление против детей, я забыл, какая четвёртая категория, но вот 4, когда ты им не читаешь ни при каком раскладе. Ты приводишь в здание, его сажают к комнату, к ним потом приходят следователи, и вот они ему всё прочитают. Ты его можешь спросить, как его зовут, можешь спросить, откуда он, всё такое, ты не должен ничего спрашивать по поводу того дела, за которое ты его арестовал.
Д.Ю. Можешь спугнуть, по всей видимости?
Михаил. Нет, если ты спросил, и он тебе ответил до того, как ты прочитал ему эти права Миранды – всё, в суде уже это ничего не годится. Да.
Д.Ю. Интересно.
Михаил. За одну эту техникальность можно потерять весь кейс. Закон говорит так – делай так, зачем рисковать?
Д.Ю. Не надо ничего изобретать, да.
Михаил. Его уже поймали, зачем ещё что-то изобретать? Естественно, все вот эти законы, как я говорил, всё время что-то меняется, что-то прибавляется, что-то убавляется. Был разговор, что «Миранду» вообще уберут, один момент был разговор, что вообще в этой форме, в какой он есть, это анахронизм, нужно как-то переделать – всё, но что-то в последнее время я ничего не слышал ничего больше. Но я особо, честно говоря, уже не интересуюсь. А до этого – приходишь на работу в понедельник, допустим, и у тебя в почтовом ящике 80 е-мейлов надо прочитать, и там все эти поправочки, за каждую расписаться, что, типа, я знаю, я теперь готов так работать. Прочитай 80 е-мейлов, каждый страниц по 6! И должен всё это знать.
Д.Ю. Сильно!
Михаил. Ну да, то, что раньше это в классе преподавали, всех собирали, потом подумали: зачем тратить деньги? Вот, всё равно придётся ему расписаться. Всё, как обычно, в деньгах.
В академии всё идёт параллельно, т.е. не то, что одну неделю ты занимаешься только вот…, за исключением вождения, потому что, опять же, всё в деньги упирается, и плюс – ну лучше сразу всё это делать, потому что это такая техника, которую нужно быстро наработать, времени всё равно немного, неделя – это ни о чём, это мало. И ещё в это входит расследование дорожных, т.е. в этот весь блок входит ещё и расследование дорожных происшествий, т.е. тебя учат, как расследовать аварии, как всё это зарисовывать, как всё записывать, формы. Ну в принципе, форму заполнить-то и обезьяна может, но ты должен всё равно сделать выводы и разобраться, что там случилось на самом деле, из-за страховых компаний, потому что они потом замучают тебя. Если что-то, один какой-нибудь там квадратик не заполнил правильно, потом будет много-много-много головной боли.
Д.Ю. Многопрофильно.
Михаил. Нет, все учат всему: тебя также учат основам криминалистики – как собирать вещдоки, как определять, как определять сцену преступления, что куда идёт, как эти вещдоки должны быть упакованы, как они должны быть подписаны. Т.е. всех учат понемножку всему, и потом, если ты остаёшься просто в патруле на 25-30 лет, тебе всё равно это когда-нибудь понадобится, т.е. ты уже имеешь представление. Если пошёл быть криминалистом, как я, вот здесь начинается уже следующий уровень тренировки. Это не нужно. Пошёл в мотоциклисты, захотел работать в транспортном отделении, вот ты замучаешься эти аварии брать целый день, по 5-6-7-8. И ещё отдельная команда, которая занимается авариями со смертельным исходом – это специально, так же как следователь на убийства, вызывается специальная команда, и они занимаются только вот этим. Из дома, в 4 утра, пожалуйста, приезжайте.
Д.Ю. Жестоко.
Михаил. Да, но они сами подписываются. Их тренируют примерно так же, как следователей по убийствам, потому что расследовать дорожные происшествия тоже очень трудно. Приходилось, пока криминалистом был, все время должен был приезжать, фотографировать, помогать им с лазерной аппаратурой, которая зарисовывает, 3D делает схему полностью, т.е. можно целый квартал сделать в 3D – красиво…
Д.Ю. Застрелиться!
Михаил. … что куда улетело. Много времени занимает, но потом нажимаешь кнопку – она тебе рисует полностью всё это в готовом виде. В суде это очень адвокаты любят, прямо это их, не знаю, фетиш какой-то. От руки нарисовано, я имею в виду, нормально, красиво нарисовано, но он видит 3D как компьютер нарисовал – всё, всё хорошо уже, прямо ууу, нормально, а что там нарисовано, уже никому не важно. Может быть всё перекосячено – так тоже бывало, потому что ну непросто это: очень длинный, класс целую неделю занимает, чтобы этой аппаратурой, потом ещё нужно всё время практиковаться, потому что всё время забываешь – трудно делать. Но в академии этому не учат. В академии всё – бумага и карандаш, линейка специальная. Там специальная линейка Северо-западного, по-моему, университета – они разработали линейку для расследования как раз ДТП, и там всё – коэффициент фрикций поверхности, какая она в дождь, тормозной ход – там всё нарисовано, как рассчитывать. Очень легко. И там такие маленькие вырезки – вырезаны машинки в разном масштабе, и вот рисуешь масштаб, там, допустим, в 1 дюйме…
Д.Ю. Надо нарезать других машинок, да?
Михаил. Нет, они разные там есть.
Д.Ю. Как-то раз ехали на автобусе из города Сан-Франциско в город Лос-Анджелес, вёз нас водитель по имени Дартаньян, негр, естественно. И вот у него, короче, там сбоку…
Михаил. Не в Гасконь завёз?
Д.Ю. Нет. Сбоку у него лежал путевой лист, по всей видимости, и транспортир. Я транспортир не помню, когда последний раз видел, увидев его у чёрного паренька, изумился. Я говорю: а зачем он тебе? На что он мне бодро сказал: расход топлива меряю. И там как-то он геометрически, я даже понять не смог, что он там откладывал, углы какие-то, и получается расход керосина. Удивили транспортиры меня в Америке.
Михаил. Да, есть такие. У меня полный набор был, там всякие разные линейки, и циркули, и всё, что я в школе учил на черчении и на геометрии, и всё такое, очень сильно пригодилось, потому что просто когда я рисовал диаграммы, потом всё это расписывал, и с углами, и с тем, и с тем, в суде было хорошо. Конечно рисовать всё это было долго и муторно, но потом спокойно сидишь с умными видом, потому что адвокаты этого не знают, начинаешь там рассказывать, не знаю, что сумма углов треугольника 180, а они так: а? Вот, как рассчитать угол отсюда – что дырка была здесь, я вставил 3-футовый стержень, померил здесь, померил здесь, провел, ну, на бумаге всё это нарисовано – всё, для них это уже: аааа! Всё, до свиданья, вопросов больше нет, всё, когда он уже замолчит?
Д.Ю. Вот оно, мерзкое советское образование! А сейчас мы от него избавляемся, нам больше не надо.
Михаил. Да, зачем оно нужно было? В академии ещё много чего было. Ну во-первых, всё идёт, каждая неделя заканчивается, и у тебя выходные, за исключением той адской недели. В выходные ты делаешь, что хочешь, но ты не можешь делать 2 вещи: ты не можешь попасть в неприятности, т.е. если тебя где-то, не дай Бог, остановят и арестуют, да, во-первых, если ты даже получишь штраф за превышение скорости, и всё такое, это нужно тут же докладывать, просто тут же прямо нести своему куратору и говорить: я вот, вот… И он тебе скажет: ах, какой ты нехороший! Ну займись этим, чтобы не было никаких проблем. Если не сказал, и они обнаружат это, они могут – спокойненько пробьют тебя просто, в каждом кабинете есть компьютер, где можно набрать систему твою, а ты ученик, у тебя прав нет, они тебя могут проверить в любую секунду, и там прошло, что у тебя был штраф или что-то такое, то тоже ты уже вылетаешь с визгом сразу.
Д.Ю. За что?
Михаил. Потому что тебе сказали: говори сразу. Я говорю: врать нельзя, ни врать, ничего утаивать – ну попал и попал. Меня остановили раз за превышение скорости, превышение было 3 мили/час, вот там 35 можно, а я ехал 38. Но там особо резвый мотоциклист из другого города, из Ричмонда, остановил меня. Я, естественно, не стал говорить, что я в академии учусь, всё такое, я просто подписал, взял штраф, принёс своему куратору и говорю: вот… Он говорит: у тебя вот до такого-то числа заплатить. Я говорю: хорошо. Конечно, ты не пойдёшь в суд пытаться отбить это во время академии, тебя никто не отпустит, но заплатил, всё, а потом пошёл… Ну там такое было нарушение небольшое, поэтому я никуда не пошёл – ни …, ничего. Ну а что-то если большое случилось – или авария, или, не дай Бог, что-то такое, то это тоже… Ну всё надо сообщать, короче, потому что они должны, они тебя контролируют, смотрят, можно человеку верить или нет – это вот самое главное. Если нет, кто-то один, по-моему, из класса перед нами, его уже с полевых испытаний выгнали за враньё, т.е. он что-то какую-то ерунду соврал, ни о чём – и до свиданья сразу. Это он закончил уже академию, выпустился, всё уже, он уже практически почти 100%-ный полицейский, но нет, не прошло. Т.е. вообще никак, ни под каким соусом. Лучше вообще ничего не говорить, чем сказать и соврать. «Вы имеете право хранить молчание». Нет, иногда ты обязан говорить тоже – там есть всякие законы, которые полицейские… ты не можешь просто, там, как говорится … - нельзя, нужно, т.е. это, соответственно, значит ты неправ, всё, поэтому нужно говорить. Есть вещи по работе, которые ты обязан будешь рассказывать. Например, в суде, если тебя вызвали и спросили что-то о чём-то, и у них есть, ну, не подозрение, а достаточно обоснованная уверенность, что ты об этом знаешь ты должен рассказывать, что там было, ты не можешь сказать: ну, я не знаю. Если ты там был, особенно, если ты всё видел. Ну это очень часто у ребят были проблемы, когда они что-то там сделали, допустим, кого-то арестовывали, кто-то излишне рьяно что-то делал, и все потом говорят: ой, я смотрел туда, я смотрел туда – ну это глупо, нет, вы туда не смотрели, потому что вы вязали человека. Тем, что вы врёте, вы того, кто под следствием, уже вы его не выгородите, будет только хуже всем, и ему в первую очередь. Гораздо лучше сказать: да, было сделано то, то, то, но почему это было сделано – потому, потому и потому. И если достаточно логично и обоснованно, то это гораздо…
Д.Ю. Лучше, конечно.
Михаил. Да это не то, что лучше – ну так надо. Зачем врать?
Д.Ю. Но в целом удивительно, блин. Да в общем-то, если посмотреть вокруг, даже безотносительно полиции и милиции, всё ж построено на вранье, все друг другу врут постоянно – а тут вдруг такое! Странно.
Михаил. Учат так. Там, я говорю, коррупция начинается там обычно. Я не говорю, что все там ангелы абсолютно – нет, но вот у нас департамент 800 человек, грубо говоря, ну как можно влезть каждому в голову? У всех свои там заморочки, фишки и всё такое. Был случай – я вам не рассказывал? – когда у нас был, значит… это было ещё до того, как я начал, лет за 20, наверное, т.е. ещё в 70-ых годах парень был начальником Vice, наркотического отдела – хороший офицер, всё было нормально, прекрасная карьера: сержант, лейтенант, заведует наркотиками в Окланде – всё отлично. Ну, «заведует» - я имею в виду, не заведует продажами….
Д.Ю. В хорошем смысле.
Михаил. Да, в хорошем. И есть наркодилер, которого никак не могут поймать при всём старании, причём, действительно, ворочает серьёзными делами. И случайно абсолютно, из какого-то разговора абсолютно «левого» выяснилось, что они одноклассники, они вместе в одной школе учились, в футбол вместе играли. Ну и тут же, естественно, понятно, что он, начальник этого, покрывал того – всё.
Д.Ю. Нехорошо получилось.
Михаил. Как в кино. Нехорошо, но бывает, опять же невозможно предсказать предугадать, но это работа психолога, кто нанимает людей на работу, т.е. есть ли у них склонность к этому – для этого вот эти тесты и сдаются громадные. Был товарищ один, ну тут вообще, конечно, страшно, один товарищ, имя я, конечно, не буду говорить, но он работал внеурочно в госпитале, у нас госпиталь там был, на моём причём участке последнем, где я…
Д.Ю. Гражданский госпиталь.
Михаил. Он не совсем гражданский, он гражданский, но он принадлежит округу частично.
Д.Ю. Больница, короче.
Михаил. Да, принадлежит округу, и он работал там, мы должны были иметь хотя бы одного человека в госпитале – там шло очень много сумасшедших, их нужно оформлять. И это были внеурочные деньги, т.е. приходил туда в свободное время работать и получал 1,5 зарплаты за это, за час.
Д.Ю. Неплохо.
Михаил. Ну, неплохо, конечно. И вот он там работал, зашёл в комнату, где стоят машины, которые чипсы выдают, и всё такое, большие вот эти вот, куда денежку кидаешь, оттуда падают. Он зашёл в эту комнату, а там вот в машине этой чипсы висят, не выпали кому-то. Кто-то деньги бросил, а они не выпали до конца.
Д.Ю. Он её стукнул.
Михаил. Он её стукнул, но там висит такая камера. Он её стукнул, достал чипсы, ушёл. Ну вот чем он думал? Как так можно, я не понимаю. Ну человек зарабатывает столько денег за смену, сколько там люди в неделю зарабатывают, т.е. это действительно много, тогда вообще много зарабатывали, пока нам не порезали всё. Ну и всё, вот, пожалуйста – это, естественно, уже и в газетах, в госпитале секьюрити это увидела, они там особой любви к нам не испытывают, тут же, естественно, позвонили начальству, и всё – человека выперли. Заслуженный человек.
Д.Ю. С ума сойти! За пакетик чипсов?
Михаил. Да, за пакетик чипсов.
Д.Ю. Атас!
Михаил. «Тебя посодют, а ты не воруй». Это приравнивается к воровству, потому что нет, нельзя. А другая была одна красавица на класс меня старше, она любила очень ходить кофе бесплатно пить в «Старбакс».
Д.Ю. С пончиками?
Михаил. Ну ей пончики не особо нужны были, так скажем, но да, приходила, брала кофе, уходила, не заплатив. Сказала: мы полиция, мы не платим. Откуда взялось, непонятно?
Д.Ю. Толково.
Михаил. Ну её тоже, конечно, долго ей карьера не длилась, очень быстро… Ну и она просто была такая патологическая врунья, ещё несколько будет эпизодов, там, ну и её попёрли, притом что за неё заступались на высоком уровне очень сильно.
Д.Ю. Не помогло.
Михаил. Она была чья-то там знакомая, или что-то такое. Бывает, ничего не говорю, но это, как бы, исключение, которое подтверждает общее правило. Т.е. они есть, они везде, в любом коллективе есть вот такие плохие яблоки в ведре. Ну и если ты покрываешь таких людей, то ты становишься, как бы, одним из них.
Д.Ю. Тоже, да, ничего хорошего.
Михаил. Да, ты хочешь быть в коллективе, где ты людям можешь верить, особенно когда ты уходишь на патруль, и там 35 человек, вот кто к тебе приедет на прикрытие, неизвестно. Вот ты хочешь этому человеку верить, и что он приедет вовремя и быстро, не будет медленно ехать, потому что там у него какие-то, он занимается своими делами по телефону какими-то левыми…
Д.Ю. Да, а ты тут лезешь…
Михаил. А ты тут лежишь, и тебя уже убивают, ну потому что всяко бывает. И ты хочешь, чтобы люди могли через заборы прыгать, чтобы они были в достаточно нормальной форме, если ты там лежишь, тоже что-то с тобой случилось, то хочешь, чтобы они быстро там оказались, а не забор ломать пришлось, чтобы к тебе прорваться. Хотя были там такие танки, что забор, дом – пофигу, насквозь пробегали. Интересно было.
Многое… не то, что даже философия, но именно прикладные ситуации: тогда начались уже видео, когда ты идёшь, у нас внизу, где тир бывший, там большой белый экран, проектор, у тебя пистолет такой игрушечный, который, ну как вот видеоигры, и там развивается ситуация, а ты полицейский, ты приехал на эту сцену и должен реагировать, что там происходит: или стрелять надо? Стрелять не надо? Нужно выхватить дубинку, постараться делать или ничего не делать? Ну вот не то, что говоришь с экраном, но ты говоришь, там, кричишь команды, всё такое, и когда нужно, должен сделать то, что должен сделать. И вот тебя тоже оценивают по этому, как ты реагируешь на такие ситуации.
Д.Ю. У нас такие показывали какие-то, да.
Михаил. Может быть что угодно: может быть, просто кто-то машину взламывает, он тебя увидел, а у него в руке гаечный ключ, допустим – тебе всё это надо видеть. Да, гаечный ключ выглядит, как оружие издали, но стрелять сразу в лоб ему не надо. Ну вот такие вещи.
Д.Ю. Адекватно действовать.
Михаил. Адекватно действовать, да. И это на разных уровнях, там, вот просто бытовой – ты приехал, там жена с мужем орут, что-то такое… «Вы нам не нужны, мы разберёмся». И вот думаешь: а что делать-то теперь? Они между собой разговаривают, экран, у тебя вот пистолет, дубинка – всё. А они вот разговаривают, но они ругаются. Эти говорят, что вы нам не нужны, уезжайте. Вот что сделать надо? Вот такие вот надо оценивать и говорить или делать.
Д.Ю. Уезжать, наверное, нет?
Михаил. Нет, не совсем.
Д.Ю. Или посмотреть ещё?
Михаил. Нет, там были фишки – там именно что нужно смотреть не в глаза, ничего, а смотреть по сторонам, и ты увидишь, что там творится. Там просто они ругаются, а сзади диван, и из-за него лежит детская нога, и там кровь. Это надо было увидеть, и тогда уже лежат все в этот момент, потому что неизвестно, что случилось. Ну такие вот вещи бывают на внимательность – очень, очень… Именно на внимательность в отношении к маленьким деталям, потому что маленькая деталь может всё изменить на 1 секунду на сцене, ну такая вот вещь.
Д.Ю. Дьявол в мелочах.
Михаил. Да, дьявол в мелочах, абсолютно. Потом, люди как говорят, каким тоном, что они говорят – надо тоже слушать. Они орут что-то, надо слушать при этом, что они ещё кричат, и понимать, что они кричат, потому что бывает всякое там. Это видео. Ну вот, и было тоже очень интересно, и в принципе, я говорю, если ты слушаешь и делаешь то, чему тебя учили… Это не то, что тебя бросают прямо вперёд, это было во время приёма, когда тебе показывали и смотрели на твою реакцию – что ты, как ты там будешь делать, а здесь тебе уже говорят: вот законы, вот эти законы такие-то, эти законы по бытовому насилию, вот что ты должен сделать, если ты приехал – там муж побил жену. Твои действия? Жена говорит: я ничего не хочу, всё нормально, у нас любовь, это случайно получилось всё. Закон говорит совершенно другое, закон говорит: дотронулся, ты видишь следы – всё, без вопросов арест автоматически. Ты обязан его арестовать, если ты его не арестуешь – ты потеряешь работу.
Д.Ю. Неплохо!
Михаил. Да, такая есть секция, я уже забыл номер – 30/14, по-моему. Но это было сделано из-за того, что женщины часто покрывали мужей, которые их просто избивали, а в таких случаях обычно всё хуже, хуже, хуже, хуже, и в конце доходит до убийства или серьёзных повреждений, поэтому это нужно прекращать сразу. Т.е. ты за бытовое насилие можешь получить больше времени, чем за вооружённое ограбление спокойно в Калифорнии.
Д.Ю. Отлично!
Михаил. И всё равно это не особо останавливает, люди просто не понимают, да.
Д.Ю. Ну естественно, да. Ну, с другой стороны, надо статистику смотреть, я так думаю …
Михаил. Одни товарищ, знакомый офицер – отличный офицер был, так получилось, что он сделал такую ошибку и не арестовал, точнее, он уже был арестованный, его одна тюрьма не принимала, вторая тюрьма не принимала, третья тюрьма не принимала.
Д.Ю. «Иди».
Михаил. Звонит начальству – начальство как-то вообще не отреагировало, типа, делай, что хочешь. Ну, отпустил, а закон только-только вышел, буквально вот месяц как, 2 месяца как, т.е. он ещё даже, может быть, и не знаю точно он, может быть, и не знал, что обязан был. Закон чуть-чуть поменяли, стал вот обязательный арест. Выпустил – всё, проиграл все апелляции, потерял работу. Он отработал лет 18 к этому моменту.
Д.Ю. Бедолага, блин!
Михаил. Хороший парень, мы с ним даже ездили на несколько вызовов вместе. Т.е. он уже ездит на вызовы, работает, знает, что вот-вот его уже попросят, потому что он проиграл все свои апелляции эти.
Д.Ю. А вот про стрельбу – важнейший аспект.
Михаил. Давайте.
Д.Ю. Как стрельба, чему учат вообще?
Михаил. Учат всему.
Д.Ю. Вот я в тир в городе Лос-Анджелесе пошёл, а там 15 м до мишени, наверное, нет – 12 м. А нас всё время на 25 м учат стрелять.
Михаил. А зачем? В городе…
Д.Ю. Для меня, с одной стороны, это загадка всё, у меня же непрерывно дискуссии с короткостволистами осатаневшими – для меня непонятно, когда они там ряд оружейных аспектов обсуждают. Полицейская стрельба – это вот, грубо говоря, в помещении, там 3-5 м, всё, больше нет, и с моей точки зрения, ты вообще должен стрелять, не целясь, и попадать, что характерно. Т.е. вот, там, бам-бам-бам – ты во всё попал. Некогда там эти хватания, прыжки…
Михаил. Да, никаких прицеливаний нет. Если ты начинаешь целиться, то, скорее всего, стрелять уже и не надо.
Д.Ю. Поэтому на 25 м нас учат, т.е. вот встал…
Михаил. Спортивная стрельба.
Д.Ю. … руку в карман, там, бэм-бэм – попал. Базару нет, попал, но, опять-таки, в реальной ситуации тебя затрясёт всего, и ты не сможешь встать вот так, а даже если ты встанешь, то…
Михаил. Даже если не затрясёт, а по движущейся мишени ты не попадёшь так. Её нужно вести, за ней нужно двигаться. Ты стоишь так, она бежит туда – ну что теперь делать? Ну да, не работает так. У нас в чём была проблема: наши инструкторы, которые занимались, отличные инструкторы, т.е. научат стрелять слепого, всё, но они были немножко ретрограды. У них была концепция такая, что твой бронежилет – это твоя лучшая защита, т.е. ты должен стоять чётко прямо к своему сопернику, одна нога вперёд, другая чуть назад для баланса, но абсолютно чёткий квадрат, чтобы пули сюда, типа, попадали, потому что здесь полная защита. А вот если повернёшься боком, у тебя здесь подмышка, пуля пролетит туда, и всё такое. Это всё классно, конечно, в вестернах очень красиво, но это устаревшее, т.е. так не работает. Во-первых, потому что ты не знаешь, из чего он будет стрелять в тебя – есть пули, которые пробивают бронежилет, например, ТТ, т.е. ты даже с 10 м уже не будешь видеть, из чего в тебя стреляют, только будешь знать, что в тебя стреляют. Плюс есть очень много способов пули обычные сделать бронебойными. Не будем говорить, какие, но они есть, и это всё элементарно делается. Поэтому если уж кто-то тебя захотел убить, я имею в виду – пробить бронежилет, то они его пробьют. Поэтому, моё мнение, опять же, я инструктор, эксперт, но мнение это моё, меня учили так, и так, и так, и так. Я считаю, что лучше представлять собой меньшую цель, т.е. быть сдвинутым, боком к мишени, но боком не таким образом, а таким, когда та контролируешь, и когда ты так стоишь правильно, рука закрывает эту подмышку, и сюда ничего не залетит, попадёт тебе в плечо в худшем случае. Но стоя прямо, тебе может попасть куда угодно. И плюс, когда ты стоишь полубоком, тебе легко двигаться, ты можешь двигаться вперёд, назад. На месте стоять тоже не надо, как столб. А у нас была такая тактика, что встал так и стреляешь.
Д.Ю. Как в кино, да?
Михаил. Как в старых фильмах, да. Нет, это прямо совсем, мне не нравилось.
Д.Ю. Всегда удивительно, и особенно в этом аспекте беготня по комнатам, когда ты, высунув руки, заходишь в комнату – ну как-то это вообще…
Михаил. Нет, и так вот ты не заходишь ни в какие комнаты. Есть несколько техник, как это делать правильно, …, т.е. ты за своё оружие отвечаешь, у тебя его отняли – у тебя его нет, всё, до свиданья, если у тебя второго… Ну неважно уже, у тебя есть один пистолет. Я всегда так и считал, что у меня один пистолет, и часто с собой второй даже не носил. Но один – вот, всё, ты на него молишься, как бы, ты о нём заботишься, и он позаботится о тебе, т.е. ты его чистишь…
Д.Ю. Никому не протягиваешь, да?
Михаил. Никому не даёшь, да. Никому не даёшь посмотреть, как в фильме «Training Day» - это вообще, конечно, было! За это сценариста просто прибить надо было…
Д.Ю. У нас сценаристы ещё лучше, так я тебе скажу. У нас есть такой художественный фильм «Майор» - нечего делать будет, посмотри: ИВС – это изолятор временного содержания, камера, в ней сидит несчастный пострадавший. Там милиционер стоит рядом, т.е. рядовой, ну сержант, и оперуполномоченный, офицер, по-нашему. И вот там гражданин сидит, а оперуполномоченный говорит милиционеру: «Дай-ка автомат». Тот ему даёт автомат, и он, значит, из этого автомата тра-та-та – и застрелил этого сидящего. А потом дальше беготня, там другой уже бежит к дежурному по околотку: «Что, что, что там? Дай пистолет». И дежурный отдаёт ему, и он с этим пистолетом убегает дальше людей стрелять. Это, ну, в растерянности от наших сценаристов, режиссёров, и всякое такое – как такое возможно?
Михаил. Их больная фантазия так подсказывает – ну что я могу сделать? Нет, пистолет тебе выдали, он пронумерованный, по-моему, они были пристреляны уже, насколько я понимаю, т.е. баллистика уже была сделана заранее.
Д.Ю. Ну есть у нас специальные пулегильзотеки т.н., где всё это отстреляно.
Михаил. Она или заранее отстреляна, или, если нужно, её отстреляют, т.е. если ты попал в перестрелку, то твоё оружие у тебя заберут, тебе выдадут другое на время, а это будет на баллистику отправлено. Но нет, ты свой пистолет никому не даёшь.
Д.Ю. Естественно.
Михаил. У тебя могут его взять, если партнёру нужно, а ты не можешь пользоваться – вот это единственный момент, когда у тебя его не будет, но, естественно, ты не хочешь его никому отдать, особенно тем, кому не надо отдавать. И да, там носишь определённым образом, и конечно, в двери не проходишь на вытянутой руке, и т.д. Даже когда забегаешь уже в комнату, там всякие тоже техники есть, как ты в комнату заходишь, они тоже пистолет, ты не бежишь вот так, как мамонт с клювом – нет. Он нормально, ты его держишь аккуратно здесь, потому что отсюда стрелять можно начинать сразу. Единственный момент – чтобы в тебя не стал бить затвор, т.е. это определённое расстояние. А всё остальное там, часто с фонариком ты ходишь, т.е. …
Д.Ю. А вот фонарик, кстати, они вот всё время фонарики вот так прикладывают – это же видно, где фонарик, а значит, где ты. Почему не так?
Михаил. А попробуй прицелься так. Это уже двойной процесс… Почему так учат – есть ещё по-другому, есть ещё техника, когда фонарик держится так, здесь 2 кнопки на нём, и пистолет вставляется, и получается, как одно целое, т.е. фонарик у тебя здесь и пистолет, и всё вместе вообще, вот так. Фишка в чём – наши фонарики очень мощные, если тебе в глаз попасть, скорее всего, обратно стрелять ты уже не сможешь. Сможешь, но ты никуда не попадёшь, тебе просто выжжет всё. Особенно новые вот эти, которые пошли, такие – на 10 тысяч люменов и больше. Мне попадало несколько раз дружеским огнём такими фонариками ночью, и ты потом стоишь моргаешь там минут 10, чтобы красные пятна перестали. А во-вторых, это удобнее держать чисто пистолет. Я, честно, стрелял всегда – фонарь вот здесь на плече, и пистолет вперёд. Мне неудобно было, я один раз, когда стрелял так, я пулей в фонарик попал – там искры во все стороны, инструктор орал, в общем… Ну неправильно взял, чуть дальше, чем надо, и постепенно ствол туда съехал, а фонарики были старые, MAG-lite, по-моему, или Streamlight. Они вот такого размера были, железные тоже, я говорю – лишний батон, короче, лишняя палка.
Д.Ю. А ими дубасить можно кого-нибудь?
Михаил. Ну, можно… Но, как сказать, можно, конечно, ночью приходилось. Ночью подходишь к машине, фонарик здесь, «дайте права», всё – там поворачивается … рука из машины к тебе летит. Ну ты не будешь бросать фонарик, во-первых, пытаться достать дубинку, и всё такое – ну вот им, как дубинкой, дашь, он тяжёленький, нормально. Но потом скажешь, что я ударил фонариком, почему – ну, по кочану. Не по кочану, а по руке, по кочану не бил.
Д.Ю. В произведении «Крёстный отец», когда-то давно, в перестройку ещё, там телохранитель был, бывший полицейский, телохранитель у этого дона Корлеоне, который там фонариком кого-то забил. Я долго думал: что же это за фонарик такой? Потом, увидев эти «Маглайты» - там да.
Михаил. Фонарик нормальный, фонарик добрый, да. Там одна цельная батарея внутри, она такая тяжёленькая, её перезаряжаешь много раз. Ну да, он где-то вот такой, получается, длины и вес хороший был. Сейчас всё легче, всё работает сильнее, т.е. больше огня, меньше веса, уже гораздо лучше стали фонарики. Последний, что я покупал, прямо вообще чудо какое-то – чуть ли не неделю работал у меня, не ночью, конечно, я ночью не работал последний год, работал днём, но всё равно в здания всё время заходишь, заходишь с яркого солнца в какой-нибудь склад – там ничего не видно, там нужен фонарик. А там особо одарённые тоже офицеры – днём зачем я фонарик буду таскать на поясе? Идут без фонарика – и что делать? Забывает в машине, например. Нет, пускай будет.
Д.Ю. Так и как учат стрелять-то? Давай про стрельбу: как учат стрелять?
Михаил. А, ну да-да-да: разные хваты на фонарик и пистолет, т.е. кто-то стреляет вот так, вот мне так тоже нравилось – нормально. В ночной ситуации мне больше нравилось одной рукой стрелять, почему-то лучше, и всё, потому что вторая рука начинает давить тоже немножко, и чуть подвинул, а ещё фонарик, он тяжёленький достаточно, потому что маленьким фонариком нельзя было пользоваться на стрельбище, только большим. Т.е. есть большой, есть поменьше такой же, но только большим можно было, когда мы учились. И не пошло, ну я стал просто: фонарик здесь, и лучше одной рукой – всё получалось нормально.
Начинается стрельба, ну, во-первых, в первый самый день, когда тебе только выдают всё, первое задание дают такое: листок бумаги, ты берёшь 10 центов, рисуешь круг по ней, вот так карандашом обводишь. Ты эту бумажку должен повесить на стену у себя дома, в пистолет незаряженный, взвести его, поставить остро отточенный карандаш и постараться 10 раз в упор, чтобы этот карандаш, когда ты нажимаешь курок, он все равно вылетает чуть-чуть, попасть как можно ближе друг к другу точками. Инструктора прекрасно знают, как это выглядит, и те, кто просто карандашом так натыкали, а кто действительно этим занимался – видно сразу по следам, как карандаш падает. Ну, во-первых, а во-вторых, тебе показывают, насколько одно незначительное движение разнит, куда прилетит пуля, и всё такое. Т.е. начинают всё с этого – с контроля: как давить курок, как перезаряжать, как чтобы делать всё быстро. И постепенно это всё сильнее, сильнее и сильнее. Т.е. стреляешь ты уже с первого дня сразу.
Д.Ю. Но это из автоматического оружия, я правильно понимаю, да? Или из револьверов?
Михаил. Пистолет Glock, не из револьверов. Никаких револьверов, всё, револьверы – это уже всё.
Д.Ю. А почему? Из-за того, что его долго перезаряжать?
Михаил. Долго перезаряжать, мало патронов – всё, две вещи, и плюс патроны, кроме 44-го Магнума, конечно, а в 30-ом, например, у него не такая баллистика, очень слабенькая по сравнению даже с «девяткой», и т.д. 44-ый Магнум, конечно, чудо: 6 патронов, и каждый выстрел – это вероятность сломать запястье, или чтобы в лоб тебе прилетело, конечно. Помните, как «Грязный Гарри»: «Я знаю, это самая мощная пушка в мире» - да, действительно, стрелял…
Д.Ю. «Я знаю, о чём ты сейчас думаешь: 5 раз я выстрелю или 6? Я тоже забыл…»
Михаил. «Я тоже забыл, слишком много было возни там»… Хороший, конечно, вообще, так оно и есть. Я стрелял много раз из 44-го Магнума, у меня у друзей были. У меня друзья были южане, с юга приехали, там и Винчестеры, и Шотганы, и всё, что хочешь.
Д.Ю. Любители, да?
Михаил. Любители, да, там ковбои такие были. Ну, прикольно, конечно, но ты его не потаскаешь просто, по-любому. Конечно, хорошо, если там вестерн где-то, ты едешь на лошади, у тебя есть большая кобура – нет, на работе такую машину таскать, это нет, не надо.
Д.Ю. Нас вот, ты про карандаш сказал, нас учили – гильзы пустые надо ставить. У нас пистолеты Макарова, домой, понятно, не дают, в общежитие тоже, т.е. это только в тире.
Михаил. Как же так?
Д.Ю. А вот!
Михаил. Не доверяли, наверное.
Д.Ю. Да, категорически.
Михаил. Не оправдывали.
Д.Ю. Вдруг застрелишь кого? На него пустую гильзу за мушкой ставишь и вот тянешь за спуск, чтобы она бздынькнула, но гильза чтобы не упала.
Михаил. Ну там всякие, да, но, опять же, здесь идёт речь не о контроле точности. Стрелять начинаешь с 3 ярдов – это меньше 3 м, это 2,70 м, потому что контакт на улице, ты с человеком разговариваешь на таком расстоянии – на расстоянии, грубо говоря, вытянутая рука плюс ещё полруки, для безопасности. Вот это расстояние твоей стрельбы. Куда там целиться?
Д.Ю. Не знаю. Я с изумлением всё время слушаю, когда люди начинают рассказывать, что он там на 25 м из пистолета Макарова ты никуда не попадёшь – во-первых, попадёшь, начнём отсюда, это у вас руки из жопы, просто-напросто, а во-вторых, мне непонятно, где это вы так стреляете. Это не художественный фильм: «Убей его, Шилов!» - там уже километр, куда-то лупит. Так не бывает?
Михаил. Нет. Контакт быстрый, там главное что – достать пистолет быстро. Вот это вот то, чему учат прямо, и ты занимаешься сам этим. Тебя, во-первых, учат, как кобуру подготовить: тебе выдали кобуру новую, это кобуры не те – с кнопками, как у нас. Нет, они настоящие, полуковбойская такая, она от тела отстаёт, там специальные приспособления, устройства, секретка – там есть секретка, т.е. если ты не знаешь, как, ты пистолет не достанешь. Я говорю: достанешь, можешь сломать, но это очень долгое время занимает. И тебя учат из неё доставать. Это непростой процесс, там несколько манипуляций нужно делать, их нужно делать так, чтобы пистолет у тебя был тут же в руке, т.е. это полсекунды. Момент – вот ты решил достать его, и тот момент, когда ты стреляешь уже – это должно быть очень быстро, у тебя нету времени. Раньше были кобуры с кнопками, т.е. там просто офицер пальцы на кнопку, и пистолет вылетал ему в руку. Проблема в чём – если ты двигаешься в этот момент, ты двигаешься туда, нажимаешь, тело уже там, вылетел – уронил. И плюс – преступнику что стоит протянуть руку и нажать на кнопку, пистолет вылетит ему в руку. Чего хорошего? Тоже ничего хорошего., т.е. скорость – не всегда хорошо. А здесь именно была ещё защита от того, что у тебя его достанут, т.е. те, кто не знают, не смогут достать – действительно, надо знать порядок действий, куда чего нажимать, как он достаётся. Но он достаётся очень быстро, когда ты тренируешься, и инструктор сразу видит на стрельбище, кто дома занимался, а кто не занимался. Пистолет ты можешь взять домой с собой, т.е. когда ты в академии, ты его должен нести в ящичке, в закрытом ящичке, ты не можешь напялить кобуру и идти домой к своей машине, ехать домой в форме, во-первых, не поощрялось, точнее даже, грубо говоря, было запрещено по окончании, вот день закончился в академии – пошли в раздевалку, переоделись. Ничего полицейского на тебе быть не должно – никаких маек с эмблемами нашего класса, ни шортов, ничего, чтобы… Ну, ты ещё не полицейский. Если люди видят, допустим, что-то случилось, или, там, не дай Бог, кто-то банк ограбил и удирает, а банки там рядом все – центр города, и там же департамент находится, в центре города, а ты идёшь домой, покушать решил сходить, идёшь в этой майке. Он выбегает и видит полицейского переел собой. Что он будет делать? Ну, понятно, что. Поэтому не рекомендовалось, под страхом того, что не делать: не рекомендуем и не делайте, не носите, потому что всякие ситуации бывают. Ты оставляешь всё это, но в сумки ты всё сложил, что тебе надо, принёс домой, дома тренируешься, пожалуйста. Опять же, ты можешь тренироваться в спортивном зале, внизу зал бесплатный, делай, что хочешь, т.е. если ты не в форме, то это, значит, ты не хочешь, потому что кто угодно мог там спокойно заниматься – и вес, и тренажёры на бег, и на всё, что хочешь. Да просто можно, грубо говоря, из подвала до 9 этажа дойти вверх-вниз по лестнице пару раз – ты нормально, в форму входишь очень быстро. И мы так классом целым ходили много раз. У нас начинается вот физподготовка, построились и пошли на 9 этаж, из подвала вверх-вниз вверх-вниз. Веселуха та ещё была, да.
Д.Ю. Достаточно, в общем-то.
Михаил. Ну говорю: ребята разного возраста, разного размера, разного веса. Парень, который в Сан-Квентине работал…
Д.Ю. Сан-Квентин – кто не знает – это тюрьма.
Михаил. Да, это тюрьма нормальная такая. Он, наверное, на голову меня выше и в 2 раза тяжелее, т.е. он килограммов 150-170. А там меньше нельзя, там меньше не бывает надсмотрщиков, потому что там такая машина. Хороший парень, Шон, тоже сейчас уже на большое повышение пошёл, большой человек у нас. Академию еле-еле закончил, на предпоследнем месте в классе, да.
Д.Ю. А вот пистолет у тебя наготове, а ты как там – патрон в ствол, нет?
Михаил. Патрон заряжен всегда.
Д.Ю. В стволе?
Михаил. Да.
Д.Ю. А как же ты его хвать – а ну как зацепишь, а ну как стрельнёт? Нет?
Михаил. Правильно делаешь – ничего не зацепишь. Когда ты достаёшь пистолет, ты за курок не дёргаешь, т.е. ты нажимаешь на курок, только когда тебе надо стрелять, и так тебя учат с первой секунды…
Д.Ю. Сейчас тебе расскажут, что это не курок, а спусковой крючок, что ты ничего не понимаешь в пистолетах, Михаил, это важно!
Михаил. Нет, это …, это вообще ни то и ни то, так что не надо. Ради Бога. Механизм спуска ещё это называется.
Д.Ю. Да. Т.е. патрон в стволе всегда, да?
Михаил. Патрон в стволе, да, всё заряжено по полной, т.е.у тебя 15 патронов в магазине и 1 в стволе.
Д.Ю. Сурово!
Михаил. Потому что когда ты достаёшь его, не для того, чтобы кого-то напугать или ещё чего-то, ты достаёшь его, чтобы использовать.
Д.Ю. Всякие предупредительные выстрелы?
Михаил. Нет.
Д.Ю. Не бывает, да?
Михаил. Нет.
Д.Ю. В какое место стрелять надо?
Михаил. Так, чтобы прекратить контакт как можно быстрее.
Д.Ю. Туда, куда попадёшь?
Михаил. Ну, желательно… ну как сказать…
Д.Ю. Ну если вот в башку попал, что делать?
Михаил. Попал в башку.
Д.Ю. Так получилось?
Михаил. Нет, почему – учат так. Учат стрелять по мишени везде. Есть… чтобы прекратить быстро контакт. Человеку можно выстрелить 8 раз в живот, и он продолжит драться и стрелять в тебя обратно.
Д.Ю. Т.е. ты отрицаешь останавливающие действия мегапуль 9-го калибра?
Михаил. Ну, может быть, остановит котёнка. Я всем рекомендую – на YouTube есть хорошие видео, снятые в Детройте: полицейский участок, который как в кино, где столы стоят, люди сидят, что-то много, всё открыто – просто заходит человек с дробовиком и начинает стрелять в упор по полицейским. В него стреляют несколько человек, он продолжает стрелять обратно, кому-то чуть ли не руку отрубил – очень, очень серьёзная перестрелка, пока ему не попали в голову, всё это продолжалось. Т.е. его нашпиговали, чем угодно.
Д.Ю. Наркоман?
Михаил. Ну, наверное, я не знаю, я там не был, но я видел просто это видео – всё, это документальное, с камер наблюдения снято, и во все департаменты разослали, чтобы напомнить, что в Голливуде стреляют, куда угодно, но стрелять нужно вот так, если тебе надо остановить опасность.
Д.Ю. В башку, конечно, да.
Михаил. Потому что человек на адреналине, на наркотиках, на алкоголе, на чём-то ещё – можно много раз в него попасть, он будет продолжать, пока центральная нервная система(ЦНС) не будет остановлена, потому что кровь очень долго вытекает, это не то, что в тебя попали, и там: ааа, 10 секунд и… - нет, от пистолетной пули кровь будет очень долго из тебя вытекать, если только она не попала в артерию. И даже из артерии, всё равно – опять же, адреналин, можешь просто не почувствовать. У меня ребята знакомые, в кого попадали, они вообще… у одного парня руку прострелили просто в упор, они покупали наркотики, подставные были, его узнал один из продавцов и просто в упор выстрелил, ну он в машине сидел, вот так рука была, и он выстрелил в упор, ему пробил руку, всё. Он говорит: я вообще не почувствовал ничего. А пробило хорошо, задело кость. Потому что в этот момент адреналин уже включился. А потом, - говорит, - потом было плохо, потом было совсем не хорошо. Он вообще прикольный, у него мама из Берега Слоновой Кости, т.е. чёрный, говорит по-французски, и он говорит по-английски с французским акцентом, в общем, мы хорошо очень объяснялись: тут англо-француз, тут не поймёшь кто, советский человек, да. Но дружили хорошо. И прямо подстрелили, я с ним общался потом, он говорит: вообще странно, ничего не почувствовал вначале, потом вот через несколько минут почувствовал. А так он из машины выскочил, вернул огонь, типа, пострелял обратно, но сразу этого не схватили, его через пару часов задержали, того кто стрелял.
Поэтому нет, стрелять… Ну есть мишень, в мишени есть силуэт большой, а там в центре есть поменьше такой серый и ещё чёрный. Вот чёрный – это ЦНС, это позвоночный столб и мозг, вот куда надо стрелять. Считаются все попадания во время твоего теста, но желательно, чтобы группа была поближе сюда. А разные очереди огня, например, есть специальные упражнения на то, что рассчитано, что вдруг у преступника есть броня. Её ввели после событий в Лос-Анджелесе, когда два брата банк грабанули – видели, наверное, видео? – с «калашниковыми» и в полной броне. Ну что: стрелять по ним можно целый день из пистолета – ты ничего не добьёшься, поэтому и идёт 2 выстрела в грудь – в центральную часть тела, и третий выстрел в голову сразу, т.е. бам-бам-бам подряд, не то что раз-два и через 10 секунд – нет, это сразу: раз-два-три, раз-два-три. Там 4 курса тебе надо подряд, там 12 патронов ты выпускаешь, и вот каждый третий должен быть там. Но надо попадать именно в эту чёрную часть.
Д.Ю. Очень прагматично, очень! Никаких кривляний, предупредительных выстрелов.
Михаил. Никаких кривляний, нет, ну если ситуация дошла уже до того момента, что надо уже стрелять, какие уже кривляния? Всё, до свиданья. Это как война – начали сыпаться бомбы, там уже ноту протеста слать как-то поздно, уже надо отвечать. Это ситуация, которую не ты создал. Ты приехал, ты – представитель закона, ты приехал, или ты пришёл, или ты расследуешь что-то, и тебя начинают пытаться убить, хотя ты – представитель… ты – государство, это преступник. Какие могут быть там песни? Опять же, если делаешь всё по инструкции, правильно и не берёшь закон в свои руки, не говоришь: я – закон, и я могу делать, что хочу, я Кобра…
Д.Ю. Ты болезнь, а я лекарство.
Михаил. Да-да, если ты не считаешь, что ты Judge Dredd или Кобра, или там «I’ll be back».
Д.Ю. Ещё вопрос: а дистанция какая до мишени – вот начинают с 3 ярдов, а дальше?
Михаил. С 3 ярдов, 3, 4, 7, 10, 15.
Д.Ю. И этого достаточно, да?
Михаил. Да, потому что после 15-ти, грубо говоря, метров – 25 м, ну если в тебя с такого расстояния стреляют, там проще спрятаться. Я шучу, конечно, нет, мы до 25 стреляли, но это уже было чисто вот – кто попадёт, кто не попадёт, т.е. это уже не на тест, и это уже не оценивалось. До 15-ти, но ты стреляешь с фонариками, тут у тебя 4 курса, вот прямо, когда мы выпускались,4 курса по 60 патронов, т.е. 240 патронов, 2 дневных, 2 ночных курса. Ночной – это ночь, темнота полная, у тебя только фонарик твой есть, всё, больше ничего нет. Ну, там звёзды какие-нибудь есть иногда, а иногда нет. И всё, и вот тебе команда, гудок, тебе инструктор говорит в начале, что ты будешь делать: у вас есть 4 секунды, чтобы достать, осветить мишень, выстрелить 2 раза и ждать продолжения. Т.е. звучит гудок, ты должен включить фонарик, вытащить пистолет, 2 раза попасть в мишень и следить за ней – ждёшь, что дальше, следующей команды. Всё убрать. И так вот там 4 раза – ну это часть. Они меняются, тесты, периодически тоже, но всё рассчитано на то, чтобы манипулирование оружием, быстро, чтобы разбираться в нём. Специальные упражнения на то, если там что-то перекосит, потому что «Глоки», к сожалению…
Д.Ю. Клинит?
Михаил. Разобью чьи-то там розовые фантазии, но по крайней мере 1-2-3 поколение у них были проблемы периодически, вплоть до того, что нам полностью целое поколение заменили бесплатно, почему – так и не сказали. Ну, значит, было что-то такое очень серьёзное. Он, по идее, не должен стрелять, если ты его заряженным роняешь на пол, у него там должно быть безопасность, а они всё равно стреляли, соответственно, не всегда, но срывались. Поэтому это не должно быть, поэтому ты и носишь его заряженным, что он… На «Глоке» предохранителя нет. Мы говорили о том, что спусковой механизм состоит из 2 частей, и оба должны быть нажаты, чтобы он выстрелил. Но по идее, никаких там, как в «Беретте» флажков, и как на других пистолетах, нету.
Д.Ю. Несчастные случаи на производстве?
Михаил. Бывали.
Д.Ю. В чём выражаются?
Михаил. Один раз человеку на стрельбище попали в руку, т.е. другой офицер пистолет убирал в кобуру и не убрал палец со спускового крючка, зацепилось, выстрелил и попал соседу в руку.
Д.Ю. Рикошетом?
Михаил. Нет, напрямую.. Ну как-то зацепился, вот и получилось, непроизвольно. Стоишь рядом, всё, там кабинки такие, но всё фактически в упор. И попало.
Д.Ю. В тире в городе Лос-Анджелесе, где пускают кого попало, я как под Курской дугой, там такое вокруг вытворяли – тихий ужас! Единственная инструкция – что пистолет вот, ствол направь в сторону мишени, не надо в окружающих, но народ настолько странно пользуется, что…
Михаил. Лос-Анджелес – это цирк. Это просто другое стрельбище…
Д.Ю. Белый там был один я, по-моему. Там народ увлекается…
Михаил. Да, и хорошо, что не в виде мишени.
Нет, на стрельбищах обычно очень серьёзная дисциплина, т.е. за всякие вот эти вот фишки с пистолетом просто выкидывают. В городе, где я живу, 2 стрельбища: одно прямо в городе, там тактический магазин, где оружие продаётся, и форма, и полицейские там все одеваются местные, и пожарники, и патрульные туда же приезжают, т.е. форма вся, амуниция, все кобуры, пистолеты – всё, пожалуйста, можешь там купить тоже, от штурмовых винтовок до всего, что разрешено. И там же у них есть свой тир, конечно. Вот сразу говорю: никакие фокусы там не пройдут, неважно, кто ты, даже если ты полицейский. Т.е. там есть правила.
Д.Ю. Ну, нормально: опаснейшие инструменты, в общем-то, ни разу не штуки.
Михаил. Да, безопасность. Пистолет сам никого не убьёт, убить может человек из пистолета, ну или там обезьяна.
Д.Ю. Только если «Глок» уронить.
Михаил. Ну если уронить, но всё равно – он же не сам упадёт, он же, лёжа на столе, не приделает ноги и не пойдёт, и не упадёт, правильно? Это те люди, которые пытаются запретить оружие, и всё такое, которые считают, что это всё не нужно, они говорят: вот, оружие убивает. Простите меня, можно убить голыми руками спокойно – что ж теперь всем руки поотрубать?
Д.Ю. Нас Родина учила, да?
Михаил. Да. Это глупо, ну просто оружие – это не игрушка, это сразу… т.е. у меня сын с детства, я приходил с работы, я мог пистолет оставить на столе – он к нему не подойдёт. Мальчишка – он не подойдёт к нему, он умеет стрелять, он прекрасно стреляет, когда надо…
Д.Ю. Ну у нас вон 2 недели назад мальчик там нашёл ружьё у папы, взял, побежал с сестрой играть во двор и там 4-ёх или 6-летнюю сестру застрелил.
Михаил. И попал в неё?
Д.Ю. Да. Ну такой родитель, вот так у него оружие хранится, что малолетние дети могут взять ружьё, могут взять патроны, пойти с этим гулять, зарядить и устроить стрельбу.
Михаил. Конечно, я пистолет не оставлял дома, но это никогда не было проблемой. У меня и сейф был, и один, и другой, там оружие хранится прекрасно и патроны, всё – никогда не тронет. Он прекрасно стреляет, у него есть своя винтовка уже давно, он где-то лет с 12, что ли, или с 11, я ему подарил, говорю: на, пали. Всё, если мы идём вместе стрелять, всё сам, никогда в жизни ничего не возьмёт – зачем?
Д.Ю. Американцы любят это дело – пострелять вообще?
Михаил. Да, любят. Все любят, а что – кто не любит-то?
Д.Ю. Как нормальные мальчики, да?
Михаил. Ну, и мальчики, и девочки – там все стрелять умеют. Ну не все, я имею в виду, но люди, в принципе, в массе, там нет такого большого… Там идёшь, наоборот, на стрельбище – иногда там женщин больше, чем мужчин, или мужчины учат своих женщин стрелять.
Д.Ю. Надо же!
Михаил. Если не наоборот – там всяко бывает. Ну там популярна стрельба из лука очень, там клубов этих лучников - просто в каждом городе точно есть. Популярно, считается, что это такое крутое, как бы. Ну и на самом деле, трудно стрелять из лука, я пробовал много раз – прямо там надо знать, что ты делаешь, и сила нужна хорошая, чтобы правильно-то натянуть. Лук, арбалеты там всякие спортивные. Ну вообще как-то вот сейчас, я говорю, они от нас переняли всё хорошее: отношение к спорту – массовый спорт, там не было такого раньше, там, 50 лет назад не было такого. Спорт – это вот кто играет, а все остальные делают что-то другое. А сейчас это массовое явление, т.е. спорт – это ТОО, чем занимаются. Ну конечно, компьютеры тут пришли – тут немножко осечечка, подорвали здоровье нации.
Д.Ю. Ну это тоже ненадолго, я думаю, когда-то должно утрястись всё это.
Михаил. Ну, как-то уже отходит, по-моему, я не знаю, потому что, например, тоже ребёнок – раньше они, помню, с друзьями всё не могли вылезть из-за этого дела, а сейчас вообще стоит пылится там приставка, никому не нужная, просто вообще не нужная.
Д.Ю. Наелись.
Михаил. Да, наелись просто. На компьютере ещё играет иногда, а на приставке уже нет давно. Но обратно к академии вернёмся, как у нас там: всё это учится, учится, учится, все эти материалы рабочие, проходишь тесты, проходишь опросы – вот эти радиокоды, потом идут, как обыскивать правильно – правильная тактика.
Д.Ю. Как?
Михаил. Ну, надо всё найти. Как правильно? Нет, ну там тело разбивается на квадраты: прямо, так, так, обыскиваешь этот квадрат, этот, этот. Ну естественно, если человек в 15-ти одёжках, к счастью, в Калифорнии это не проблема – там нет зимы, поэтому там в худшем случае будет куртка, которая тоже обыскивается всё, и ищешь запрещённые предметы.
Д.Ю. Например, что запрещено?
Михаил. Наркотики, оружие, шприцы, трубки. Допустим, если человек осуждённый вышел из тюрьмы на поруки, у него не может быть ничего, связанного с наркотиками, на нём.
Д.Ю. Даже «Зелёный доктор» не может ему выписать конопли?
Михаил. Немножко поменялось сейчас – может быть, и может, это надо смотреть обновление, которое в этом январе вышло. Мне уже не нужно, я уже не читаю, но по идее ты должен знать – есть, нет? Если человек вышел на поруки, и у него в кармане стеклянная трубка, обожжённая с одной стороны, и с другой стороны забит свёрнутый кусочек такой металлической проволоки – ну, из этой трубки курят кокаин, всё, он «приплыл».
Д.Ю. А зачем проволока?
Михаил. А чтобы он не проваливался. Кокаиновую трубу делают из старых антенн, были телескопические антенны на машинах, когда не один кусок, а когда они пустотелые были антенночки – помните? Там в Окланде ни одной машины с такими антеннами не было, их просто ломали и из них курили наркотики, потому что чего ж – не в магазине же покупать эту фигню-то? Или там шприц, или… ну всё, что связано с наркотиками. Соответственно, оружие. И ты ищешь просто, тебе не обязательно, человек может быть даже не в наушниках в этот момент, ты, может быть, его остановил просто, спросил: «Вы не против, можно вас обыскать?» Он может сказать: «Да, пожалуйста», - абсолютно забыв, что у него за поясом пистолет. Такое тоже бывало, причём я был как раз, испытательный срок был уже после окончания академии, меня приписали в подразделение, маленький взвод на 23-ий участок, и у нас было 2 девчонки, они уже ветеранки были по сравнению с нами. И они таки были разбитные, такие прикольные, одна девчонка очень симпатичная, т.е. прямо вот симпатичный человек – такая тоже чёрная, но весёлая, Сара. «Сара Коннор», - мы издевались всегда. И она тормозит парня на углу, ну, торговали наркотиками, она остановила, она была со второй девчонкой. Вторая девчонка невысокая такая, но сбитенькая, крепенькая. Остановили парня, она его что-то, руки ему за голову, держит, обыскивает, а он такой: «А можно вас в кино пригласить?» Она: «Да, конечно» - и продолжает его обыскивать, и вот здесь у него заряженный пистолет. Он её увидел, она ему понравилась, он про это забыл. Ну вот, бывает.
Д.Ю. А тётенька дяденьку может обыскивать?
Михаил. Да.
Д.Ю. У нас строго запрещено. А дяденька тётеньку?
Михаил. Может. Определённым образом.
Д.Ю. У нас даже в аэропорту, вроде, до недавних пор нельзя было дяденек тётенькам щупать и наоборот.
Михаил. Если есть возможность вызвать человека такого же пола – да, если нет, обыскать надо.
Д.Ю. Ну тётенька может же там это – в сиськи спрятать что-нибудь, за сиськи её можно хватать?
Михаил. Хватать – нет.
Д.Ю. А как?
Михаил. Прощупывается тыльной стороной руки, вот так, и если там что-то есть, почувствуешь, если там пистолет или что-то такое. Если там что-то мелкое… Ты вначале ищешь то, что тебе может причинить вред – оружие. Ну, сюда, конечно, можно такой маленький пистолетик засунуть, но если ты его рукой не почувствуешь, ну я не знаю, ты не в той области, наверное, работаешь. Хуже бывает, один раз было – это прямо была беда: в детской комнате, где я работал потом – опять от академии отошли! Уже на истории …
Д.Ю. Нормально.
Михаил. Я в тот день не работал, это была ночная смена. Прихожу на работу, и мне рассказывают историю – что произошло: была гангстерская перестрелка, там мексиканские банды друг друга постреляли, задержали парня с девчонкой, сказали, что он стрелок. Его обыскали, её – ни одной женщины не было на работе, полицейских, в этот момент, и её, типа так, обыскали тоже, спустя рукава, посадили в машину, даже она была, по-моему, не пристёгнутая, т.е. без наручников. Их привезли в здание, они оба, причём, малолетние к тому же, т.е., соответственно, с ними по-другому надо. Допросили его… нет, он был уже, ему уже 18 было, ей 17, по-моему. Т.е. она в здании сидела долго, там в комнате, ждали, пока бумаги все заполнят, пока их привезли в детскую комнату туда. А там работала у нас женщина в детской комнате, она помогала офицеру, кто заведовал, гражданская работала, и она – бывшая надзирательница из тюрьмы как раз. Вот, и что вы думаете – вот прямо там, в самом этом самом был заряженный пистолет, который принимал участие в этой перестрелке, когда кого-то там вальнули, ну не насмерть, но попали в кого-то. Она всё это время держала заряженный пистолет на себе, потому что офицер просто не хотел её трогать. Могло закончиться очень печально.
Д.Ю. Жить не хотел, наверное.
Михаил. Ну видно, нет, потому что в инструкции нигде не сказано, что тебе нельзя, там просто определенным образом, тем более сейчас-то вообще просто – у тебя камера вот здесь. Возьми своего напарника, чтобы вот здесь стоял, ты стоишь здесь, что ты делаешь, он всё снимает на камеру – всё, никаких вопросов ни у кого не будет. Почему – тебе только что по рации сказали: женщин нет, т.е. никто к тебе приехать не сможет, всё. Прежде чем засунуть кого-то к себе в машину, ты их обязан обыскать по инструкции. Они решили этого не делать.
И второй случай: я работал. Я работаю, какой-то сумасшедший абсолютно день – мне одного за одним везут малолетних головорезов. В общем, нормально, такие сутки. Только выдалось буквально полчаса, с думаю: поесть успею, может быть, покурить успею – не факт, чтобы выскочить на 10 минут, не факт, потому что телефон вообще не прекращает звонить, рация пищит, и в это время звонят: у нас ещё четверо. Я так: «Блин, да вы что – издеваетесь, что ли?!» – «Не-не, трое взрослых – один». Я говорю: «Ну давайте мне все данные, я его оформлю, пока его привезут, всё такое…» В общем, всё посмотрел – нет в компьютере такого человека. Привозят через пару часов – там дядя такой, наверное, 2,15 м ростом, 180 кг весом минимум, может, и больше, такой зек, ну вот их арестант, как вот в тюрьме сидят. Я так говорю: «Кого?» - «Он говорит, что ему 15 лет».
Д.Ю. Что ж с тобой дальше-то будет, да?
Михаил. Я обошёл вокруг него. Ну по идее, по инструкции, когда привезли, когда малолетку привозят, когда заходят в этот «стакан» у нас, наручники надо снимать. Я на него смотрю – я наручники с него снимать не хочу. Ну в принципе, это на моё усмотрение, но по идее, мы с них снимали, обычно они… А он, смотрю, как-то неадекватно себя ведёт, так по сторонам смотрит, уже видно – шарит глазами, где там выход задний, потому что там можно перепрыгнуть и убежать, по идее. И он что-то начал: я в туалет хочу… Я говорю: подождите, а вы его вообще обыскивали, потому что нету в системе его, не может быть, чтобы его в системе не было, ну просто видно, ну вот пусть это стереотип, пусть это что угодно, но вот этот человек точно был в тюрьме, я гарантирую. В детской или во взрослой, не знаю, но там он был. Ну что, лезу в карман его задний – пожалуйста, вон калифорнийское удостоверение: ему 26 лет, на него там уже выписано 6 арестных ордеров, он головорез тот ещё, а сказал, что 15 лет. Он у них в машине часа 4, наверное, просидел, и они даже его не обыскали, ничего, хотя у него удостоверение в кармане было всё это время.
Д.Ю. Чему же их учили в полицейской академии, ёлы-палы?! Что же это такое?
Михаил. Да не знаю! Ну да, у них было четверо, у них в сумме было четверо вообще преступников.
Д.Ю. Ага, не до него было, да?
Михаил. Ну неважно, ну трёх ты обыскал, четвёртого не обыскал – ну у кого же будет пистолет-то?
Д.Ю. Запарились, может?
Михаил. Ну у кого же будет пистолет, естественно? Кого не обыскал – это закон Мерфи, всегда так. Ну так и получается. Ну, естественно, слава Богу, ничего не случилось, мы его обратно отправили на второй этаж туда, ко взрослым дяденькам, нечего с детьми делать. До кучи, потому что он был тоже на поруках выпущенный, такой – заслужил, типа, честно, на свободу с чистой совестью. Ну что – пририсовали ему ещё 4 этих …
Д.Ю. Молодец! Повезло, просто повезло.
Михаил. У меня-то время было.
Д.Ю. А в машине что ищут?
Михаил. В машинах всё то же самое: контрабанду, оружие, там что угодно – в багажнике труп может быть. Бывало и такое. Когда останавливаешь машину, чтобы её обыскивать, у тебя должна быть причина – почему. Просто так остановить машину, человеку сказать: давайте, я вам машину обыщу… Вы можете его спросить: «Можно вашу машину обыскать?»
Д.Ю. А он?
Михаил. Если скажет «да» - всё нормально, пожалуйста.
Д.Ю. А если скажет «нет»?
Михаил. То а в чём причина, для чего вы спрашиваете?
Д.Ю. Ну а тебе, может, революционное сознание подсказывает и оперативное чутьё: что-то тут не так.
Михаил. Правильно, вот это нужно, если сможешь обосновать, почему тут что-то было не так…
Д.Ю. А вот если я скажу, что он как-то вот странно ехал, я вот видел?
Михаил. Ну, он странно ехал, ну да, но зачем обыскивать машину? Т.е. ты можешь, ты с ним общаешься, т.е. он, может, пьяный или обкуренный, но машина тут не причём пока. Но если ты его арестовываешь, то ты должен произвести инвентаризацию машины, которую везут на штрафстоянку, и в тот момент её обыскиваешь. Т.е. не надо просто торопить, не надо резать углы, не надо торопиться бежать поперёд батьки. Т.е. если человек нелегальный, грубо говоря, т.е. если он пойдёт за что-то, что-то натворил, и он попадёт всё равно, по-любому. В этот момент нужно обыскивать машину. Не нужно делать наоборот: обыскать машину незаконно, потому что у тебя в этот момент прав обыскивать её нет, но ты её обыскал, что-то нашёл, а потом начинаешь ему что-то «шить» и придумывать, что я там видел, что он как будто так ехал, и т.д. Вот и начинаются проблемы, именно из-за этого.
Д.Ю. А для того, чтобы обыскивать, понятые нужны?
Михаил. Нет.
Д.Ю. Посторонние, непричастные вообще люди.
Михаил. Нет.
Д.Ю. Т.е. полицейский по определению не должен врать, и суд ему должен верить?
Михаил. Да.
Д.Ю. Если ты говоришь, что было вот так, то суд тебе верит, и твои слова перевесят слова гражданина, если он говорит: ничего подобного, всё было не та, мент поганый в меня вцепился, бил, оговорил, приписал…
Михаил. В машину подложил.
Д.Ю. Да, подкинул.
Михаил. Да, заставил быстро ехать и т.д. Конечно! Нет. Но сейчас это, я говорю, просто – сейчас камеры есть, т.е. 99% всего этого уже вообще не катит. Ты включаешь камеру в тот момент, когда ты решил остановить машину, или до того ещё. Камера стоит, она снимает, человек пролетает – там светофор красный. Ну какие вопросы могут быть? Никаких, всё. Или там стоп-сигнал, не остановился, прокатился и просто проехал. Там все так ездят, не все, но все, кто живут таким определённым образом, ну закон для них не существует, они ездят, как хотят, паркуются, как хотят, машины поднимают на столько, на сколько нельзя, опускают настолько, насколько нельзя, т.е. они сами себя выставляют лёгкой добычей, т.е. не нужно там ничего придумывать. Ты посмотрел на машину: разбитые лампы – этого достаточно, чтобы остановить. Там, номера просрочены – этого достаточно, чтобы остановить, зачем что-то ещё придумывать? Или он едет, проехал светофор, красный свет – часто бывает. У тебя всё это заснято, допустим, и всё, дальше уже ты подходишь к нему, и у тебя камера продолжает снимать всё. Ты начинает разговаривать, он: ээээ… Ну, приехали. Из машины такой кумар хороший, у тебя самого на секундочку так – раз, вставило.
Д.Ю. Кругом аптеки теперь...
Михаил. Теперь да.
Д.Ю. Очередь сидит, ёлы-палы, там негр за столом…
Михаил. Но курить в машине всё равно нельзя.
Д.Ю. «Как себя чувствуете?» - «Депрессия». – «О, есть надёжное средство за 40 баксов!» - и выписывает рецепт. Пока по городу Лос-Анджелесу ходили, ходили мы в основном в Даунтауне – вроде, деловая часть: либо мочой пахнет, либо коноплёй поперёк неё, причём там дух настолько свирепый, я даже не знаю, что это такое. Пошёл в магазин, я всё время хожу в книжные магазины Barnes & Noble, в прошлый заезд я там нашёл 1 книжку, где про сад и огород, я нашёл 1 книжку про коноплю, в этом году их было 5, причём 1 книжка была про сорта – 400 разновидностей. А остальное – как выращивать, причём там это…
Михаил. Так там отдельный магазин теперь есть специальный, который только этим занимается: магазин – выращивание, культивирование, и там вся литература, и всё оборудование. Пожалуйста, вот прямо всё в одном месте. Супермаркет «Дикси», или как там, «Пятёрочка».
Д.Ю. Это вот, с твоей точки зрения, хорошо или плохо?
Михаил. Мне вот фиолетово. На самом деле, как сказать, если это всё упорядочено, люди получают лицензию на это, т.е. вот там купил – неважно, и если это убирается с улиц, то, в принципе, наверное, всё-таки это лучше, чем каждый угол, где торгуют этим всем, рубится насмерть, смертным боем, там пули летят во все стороны, погибают невинные люди. Пускай это лучше в аптеке продают, потому что победить это невозможно, ну никак не получится. Она растёт вот так, как трава, как ты победишь?
Д.Ю. Выглядит очень так сказать… Идём по Venice Beach в городе Лос-Анджелесе, площадка, на которой тренируются юные йоги, не знаю, их там не 100 человек, но примерно - девочки, мальчики стоит на ушах, какие-то там мега-растяжки, акробатические этюды, друг друга держат, там ещё чего-то… Какие-то дальше турники, на которых они… Слушай, я таких здоровых живьём никогда не видел, только на картинках, чтобы такие вот… Очень хорошая еда и очень хорошие таблетки, судя по всему.
Михаил. Таблетки, скорее всего.
Д.Ю. Такая прямо вообще… Тут наяривают, ёлы-палы. Здесь какая-то там, знаешь, это – такие арки стоят, сверху труба, и на них там много-много на верёвках кольца гимнастические висят, и вот там, одной рукой схватившись, раскачайся, дотянись до другого, раскачайся на двух…
Михаил. До следующей, да, есть там. Да всякие есть развлекался.
Д.Ю. Мальчики, девочки – там сотня человек развлекается. Тут же 20 м проходишь – «Зелёный доктор», рецепты, и там дуют изо всех… Как это так сочетается вообще? Какая-то неправильная свобода.
Михаил. Какая-то неправильная, да.
Д.Ю. Мне, как тоталитарному «совку», всё это страшно не нравится! Это не решение проблемы, на мой взгляд.
Михаил. Это не решение, но лучше, чем было, потому что когда это всё было нелегально, это всё просто… там кровища лилась только так. По крайней мере, с этим как-то попроще стало. Но другое теперь, когда они продают из этих аптек, теперь это большая цель для грабежей, потому что там много денег, т.е. теперь вот новая проблема возникла, что их тоже как-то охранять надо кому-то.
Д.Ю. Ну там же, поди, не наличностью, нет?
Михаил. А чем же?
Д.Ю. Не знаю…
Михаил. Ну, картами, наличностью, но наличные там нормальные, большие.
Д.Ю. Там, как везде, на каждом такси написано, что у таксиста только 5 долларов сдачи – так и там же, наверное, нет?
Михаил. Ну не знаю, я просто, я говорю, с этим, уже когда всё это легализовалось, и всё такое, я общался уже не настолько много, как до этого. Не знаю, трудно сказать, вот мне это абсолютно всё равно, меня это не трогает, да.
Д.Ю. Ну если рационально смотреть, то можно понять только через некоторое время.
Михаил. Да. Ну можно и так, я говорю: это и хорош, и плохо одновременно, потому что плохо тем, что оно есть уже. Но оно есть, ничего с ним не сделать, как алкоголь – он есть. Но алкоголь продаётся в магазинах в определённое время, допустим, алкоголь приносит гораздо больше страданий и всего, чем трава эта.
Д.Ю. Никаких сомнений.
Михаил. Поэтому если это плохо, ну это тоже плохо.
Д.Ю. А вот ты полицейский, да, а тебя заставляют мочу на анализы сдавать?
Михаил. Когда принимали – да, когда принимали на работу.
Д.Ю. А потом?
Михаил. Потом – нет, у нас – нет.
Д.Ю. А почему?
Михаил. Не знаю. Нас не заставляли, в нашем департаменте.
Д.Ю. А как считаешь – надо, не надо?
Михаил. Считаю, что надо, да, как военных, у военных там чуть не каждую неделю или две проверки, в ВС, а вот у нас нет. В каких-то департаментах проверяют всё время – это опять же вопрос денег, это же всё денег стоит, и нашему департаменту, наверное, ну не департаменту, а городу, это не надо было, потому что, может быть, ну я не знаю, я не хочу спекулировать, но не делали, и хорошо – одной головной болью было меньше, тебя от патруля не отрывали. Тебя и так уже столько ерунды всякой заставляли делать, что ещё на это время тратить уже совсем не хотелось.
Д.Ю. Закругляя, так сказать, тему: вот ты эту самую полицейскую академию отучился, кто-то там отсеялся, все в конце концов сдали экзамены. Она тебя хорошо научила, нет?
Михаил. Научила хорошо, но в тот момент, когда садишься в первый раз в машину со своим инструктором, когда начинается апробационный период, как бы, полевые испытания начинаются, ты понимаешь, что ты ничего не знаешь. Вот просто всё за 1 секунду из головы вылетает, а потом обратно влетает частично, в зависимости от того, как ты учился. Опять же, плохо учиться было нельзя. Люди все учатся по-разному – кто-то лучше запоминает что-то, кто-то хуже, у кого-то было лучше вождение, у кого-то была лучше стрельба, кто-то лучше делало это, кто-то лучше делал это, но учили всех одинаково, поэтому со всех спрос был тоже одинаковый. И от тебя требуют, что к итогу 6-го месяца вот тебя построили, там, или в Сити-холле или в Кайзер-центре, тебе там или мэр города, или кто-то там звезду приделали, там парадное построение, всё такое. На следующий день, а то и в ту же ночь ты уже должен выйти и в ночь работать. Т.е. всё, сразу. Сейчас у них немножко, опять же, более тепличное: они заканчивают академию, потом что-то – 3 недели они сидят в здании, бумажки какие-нибудь читают, учат что-то это, что-то это, потом постепенно они ездят, и они просто вначале неделю смотрят, просто с офицером ездят, смотрят, как он что делает. У нас такого не было. Я не говорю, что мы там намного лучше, что-то такое, но нас учили по-другому. Вот мы закончили академию, ну в первый вечер, в первый день после окончания, слава Богу, наши кураторы добились того, что никто не пойдёт в патруль в ту же ночь, чтобы мы могли отметить, отпраздновать. Опять же, напиваться не рекомендовалось никому. Отпраздновали, и на следующий день я уже выходил в третью смену, т.е. в пересменок уже выходил в патруль со своим инструктором. Мне хороший инструктор достался, кому-то не очень хорошие инструкторы достаются, люди, опять же, все разные, симпатии, антипатии, там, кто-то, офицеры, там, 5 лет работает или 15 лет работает – всё это имеет значение, и как характерами… Вот у меня было инструкторов где-то 5 или 6 за это время, с 2-мя или 3-мя мы просто душа в душу, всё прямо отлично, с одним вообще никак, ну прямо вообще не могли. Ну нормально было, не то, что он пытался меня там завались или что-то такое, но у нас не срослось чисто вот общение, а потом после стали друзьями нормально, а вот во время образовательного процесса нет. От одного мужика я научился за 1 день больше, чем от всех остальных за 3 месяца – вот так. Вот так бывает. Ну он, действительно, легендарная личность, я с ним, по-моему, 2 смены проездил, и вот, действительно, он сумел донести и показать, как и что, что все остальные, я говорю, 6 недель прямо можно было забыть. Вот так бывает. Но, опять же, с ним я уже был в конце, когда вещи начали уже вставать на свои места – может быть, поэтому было такое ощущение. Но он, действительно, такой очень хороший, писатель, кстати, книжки очень хорошие писал. Помните, я, по-моему, говорил: Джон Тейлор?
Д.Ю. Да.
Михаил. Не нашёл, нет?
Д.Ю. Нет.
Михаил. Прочитай, хорошие вещи. И у кого-то получается, у кого-то нет, кто-то не проходит полевые испытания, и их в полевых испытаниях уже, им время продлевают, продлевают, и уже больше и больше скрупулёзно за ними смотрят, и если нет – значит, нет, всё, тогда до свиданья.
Д.Ю. Сурово!
Михаил. Диплом у тебя всё равно есть, что ты академию закончил, но тебя просто город на работу не возьмёт. Ты можешь этот диплом взять, пойти в другой город, в другой департамент полиции, и может быть, они тебя возьмут. Опять же, тебе всё равно придётся пройти их маленькую академию познавательную, чтобы они объяснили, в этом городе какие фишки, потому что у тебя год с начала академии, точнее, со дня, по-моему, выпуска год у тебя апробационный период, т.е. тебя в любой момент могут попросить сдать всё, т.е. тебя профсоюз практически не защищает в этот момент твой. А как год закончился – всё, вот теперь меня уже не выгонят.
Д.Ю. Прикольно! У нас наоборот: по Положению о прохождении службы в течение года ты, ну в известных границах, можешь косячить – тебя нельзя наказывать за то, что ты что-то сделал не так, потому что в течение года ты только учишься, тренируешься, карать – ну там выговор объявить, ещё чего-то – нельзя. Через год, когда ты уже на должности освоился, тогда можно. Жестокий мир чистогана!
Михаил. Да-да-да.
Д.Ю. Ну, ряд аспектов, на мой взгляд, гораздо правильнее, потому что жёсткость необходима в таком деле. Чего там цацкаться: да – да, нет – нет, до свиданья. Только так.
Крайне познавательно, Михаил. Приходи к нам ещё.
Михаил. Приду.
Д.Ю. Спасибо. Вопросы пачкой, скоро, да…
Михаил. Вот это вопросы и ответы.
Д.Ю. Скоро будут ответы, ждите. А на сегодня всё. До новых встреч.
Новости
VIP
