Здравствуйте! Я очень рад вас видеть сегодня здесь у нас, и мы сегодня начинаем 3 лекцию из цикла 6 лекций, 3 из которых ещё нам предстоят. Вот ближайшая должная произойти 19 января, она будет называться «Матросы – преторианцы Революции», и в ней пойдёт речь о роли матросов уже после Октябрьского вооружённого восстания. Ну а сегодня речь пойдёт об Октябрьском вооружённом восстании в Петрограде и о ключевой точке этого восстания, ключевом моменте этого восстания – взятии Зимнего.
И прежде всего я бы хотел остановиться на вопросе, откуда мы знаем об этих событиях. Обычно историк опирается, предпочитает опираться, это удобнее, на делопроизводственные документы, потому что при всех недостатках делопроизводственных документов, по меньшей мере, они хорошо датированы. Т.е. понятно, что даже если можно сомневаться в том, что они рисуют какую-то картину, близкую к действительности, во всяком случае, дата в этих документах будет стоять, и с ними работать в этом плане удобнее.
Но революционные события это предельно антибюрократический процесс. И в делопроизводственных документах революционное восстание отражается очень слабо. И основными источниками по истории Октябрьского вооружённого восстания и, в частности, штурма Зимнего дворца, будет мемуары. А мемуары это самый сложный исторический источник, потому что мемуары берут в плен, мемуары ведут за собой, мемуары захватывают читателя. Не случайно литераторы давно уже освоили приём повествования от первого лица, потому что повествование от первого лица увлекает читателя за собой. И мемуары как раз, будучи написаны от первого лица, этим свойством отличаются. Опять же, возникает такое впечатление – ну, очевидец, он же всё это видел, он же должен всё это описать.
И, конечно, говоря о штурме Зимнего, прежде всего приходит в голову книга Джона Рида «10 дней, которые потрясли мир», которая фактически является дневником или воспоминаниями Джона Рида. И также воспоминания поручика Синегуба, но с другой стороны баррикады. Эти воспоминания были в 21 году изданы в Берлине впервые, в гессеновском архиве русской революции, а недавно они вышли отдельным изданием, но я не смог найти обложку этого издания, чтобы вам показать. Синегуб был адъютантом школы прапорщиков инженерных войск и находился в Зимнем дворце вплоть до момента ареста Временного правительства, и пишет даже и о том, что он был свидетелем самого ареста Временного правительства.
Ну а третий сборник, «В дни октября», это из библиотеки революционных мемуаров «Из искры разгорится пламя». Там целый ряд воспоминаний, выдержек из воспоминаний. Вообще, это очень хорошая библиотека 12-томная, и даже если вы там не полный вариант воспоминаний прочитаете, то вы можете всегда обратиться к более полным изданиям. Там тоже есть ряд воспоминаний участников штурма Зимнего. Так вот, если мы обратимся к Джону Риду, то мы увидим, что это был такой, очень восторженный автор. Вот посмотрите на эту цитату из Джона Рида, особенно на части, выделенные жирным.
Это редкий случай, когда мы можем к цитате из воспоминаний подложить изобразительный источник, фотографию бокового фасада Владимирского юнкерского училища (Владимирского пехотного училища правильнее сказать), которое подверглось тому самому обстрелу, которое описал Джон Рид. Видно, что где-то 6-7 снарядов 76 мм орудия попали в стены. Видно, что метили по окнам, потому что снаряды, не попавшие в оконные пролёты, оставляли следы на краю оконных пролётов. Но, конечно, ни о каких руинах, горящих огнём, гигантских брешах речь не идёт.
И вот этот пример должен нам показать, что человеческая память устроена таким образом – человек запоминает эмоцию, а не факт. И затем, когда ему нужно вспомнить о каком-то событии, он начинает восстанавливать его в своей памяти, отталкиваясь от этой эмоции. И поэтому всевозможные количественные оценки в воспоминаниях очень часто продиктованы вот этой памятью об эмоции, связанной с событиями. А забегая вперёд, я должен сказать, что люди, которые участвовали в Октябрьском вооружённом восстании с обеих сторон, практически не имели боевого опыта.
Ну, если брать красногвардейцев, то красногвардейцы даже не стреляли из винтовок, которые у них были. Как правило, они учились штыковому бою и ружейным приёмам. Солдаты Петроградского гарнизона, в основном, это были новобранцы, которые проходили курс первоначального обучения. Но и наиболее обученными были, конечно, матросы, потому что многие из них служили уже несколько лет. На флоте, в общем-то, определённая пехотная подготовка происходила; матросы, приехавшие из Гельсингфорса, вообще принадлежали к т.н. «боевым взводам», т.е. специально сформированным десантным подразделениям на крупных кораблях.
И это было одним из факторов, хорошая обученность матросов (сравнительно хорошая) пехотному бою была одним из факторов, которые и привели к тому, что они сыграли большую роль во время Октябрьского вооружённого восстания. Но всё равно практически ни один участник Октябрьского вооружённого восстания не был на фронте и не имел боевого опыта. Поэтому, конечно, любая перестрелка, любые разрывы снарядов, они воспринимались очень остро людьми, которые впервые это всё видели. И понятно, что для фронтовика то, что происходило в Петрограде в октябрьские дни, это не произвело бы на него сильного впечатления, а вот на людей необстрелянных это произвело.
А потом произошёл следующий этап, многие из этих людей оказались на гражданской войне, где они приобрели полноценный боевой опыт, но у них уже была зафиксирована эмоция вот этого страха, этого сильного впечатления от боёв в Петрограде в октябрьские дни. И задним числом, когда это всё накладывалось на боевой опыт гражданской войны, это приводило к большому преувеличению и жертв, и разрушений, и интенсивности огня, и вообще интенсивности боевых столкновений в Петрограде 25 октября. Действительно было бы смешно, если бы участник штурма Перекопа у костра своим товарищам рассказывал потом про штурм Зимнего и говорил, что при этом никто не погиб. Ну, после боёв гражданской войны это было бы просто смешно.
А между тем дело было именно так. И поэтому мы имеем дело с довольно сложным мемуарным наследием вот в связи с Октябрьским вооружённым восстанием. Ну, говоря о литературе, я прежде всего назову «Октябрьскую революцию в вопросах и ответах» и «Очерки истории Ленинграда», где довольно неплохо изложены базовые факты, связанные с этими событиями. Вообще не надо пренебрегать советской литературой ни в коем случае, потому что в смысле фактического богатства она ещё превосходит значительно современные работы. И значительная часть современных работ это некая перелицовка того, что было в своё время написано в 50-60-70-е годы.
Есть довольно большая серия работ, посвящённых истории Эрмитажа, ну вот Реста и Варшавского в таком интересном жанре написаны работы, такого полухудожественного исторического очерка Эрмитажа, где есть и о штурме Зимнего. Ну, понятно, что работы, посвящённые истории самого Эрмитажа, там довольно много есть сведений о топографии дворца того времени. Ну и вот из последних работ я вот эти 2 вам продемонстрирую, особенно работа Конивца «Зимний дворец. От императорской резиденции до Кавшколы Осоавиахима», где опубликован ряд интересных документов, не публиковавшихся ранее. Не то что бы они были секретными, их цитировали раньше, но полностью они не публиковались. В частности, там есть донесение о состоянии дворца после штурма.
Ну и вот, если говорить о самом вооружённом восстании, книга «Часы и карта Октября», конечно, детская, она в издательстве «Детская литература» в своё время была издана. Но говоря современным языком, это прекрасная инфографика событий 25 октября. Т.е. там события максимально представлены в таком вот графическом виде, и несколько слайдов у меня были взяты из этой книги. Ну и, наконец, монография Старцева небольшая «Штурм Зимнего» представляет собой единственную на сегодня работу, специально посвящённую штурму Зимнего. Причём она по каким-то причинам была издана без научно-справочного аппарата, но Виталий Иванович довольно много работал с источниками, и в частности Виталий Иванович успел застать устную традицию тех работников Эрмитажа, которые застали тех работников Эрмитажа, которые присутствовали во дворце во время штурма.
Эта традиция сейчас уже прервана полностью, т.е. уже умерли и те люди, которые видели тех людей, которые видели штурм, но, тем не менее, Виталию Ивановичу удалось немножко эту традицию зафиксировать. Скажу, что Революция 17 года, ну, я бы, честно говоря, всё-таки разделял Февральскую и Октябрьскую революцию, потому что вопрос о собственности – ключевой, на мой взгляд. Февральская революция решила определённым образом, а Октябрьская революция решила его совершенно по-другому. И совершенно характерно, что именно Октябрьская революция вызвала гражданскую войну, потому что Февральская была встречена как-то полным энтузиазмом, потому что на необходимости свержения монархии сходились практически все социальные и политические группы. А вот дальше, когда встал вопрос о земле, о фабриках и заводах, вот тут как раз и начались проявляться разные совершенно мнения.
Поэтому в какой-то степени можно говорить о Русской Революции как едином процессе, но всё-таки с оговорками. Он был менее таким гомогенным, этот процесс, чем Великая Французская Революция. Но Таврический дворец, несомненно, был символом Февральской революции, именно он был тем центром, куда стягивались восставшие во время восстания в Петрограде в феврале-месяце. Мариинский дворец стал символом следующего этапа революции, там разместилось Временное правительство. И, кстати говоря, теперешний зал заседаний петербургского законодательного собрания это именно и есть зал заседаний Государственного Совета, в котором и временное правительство тоже одно время заседало, но как-то всё-таки, поскольку он оказался немножко переделан с тех пор, то в качестве мемориального воспринимается только зал заседаний Государственной Думы из Таврического дворца. А вообще и Мариинский дворец тоже может претендовать на такую честь.
Понятно, особняк Кшесинской – один из символов 17 года, но напомню, что Матильда Фёдоровна пользовалась дурной репутацией, и её упоминали через запятую с Распутиным. А поскольку она была женщиной очень хваткой и своего не упускала, то поэтому она вовремя сориентировалась и быстро уехала из Петрограда. Ну и её особняк оказался брошен, его заняли солдаты автоброневого дивизиона, и пригласили туда большевиков в качестве постояльцев. Хотя надо сказать, что Кшесинская пыталась потом судиться после июльских дней с захватившими особняк силами, но оказалось, что материальный ущерб особняку нанесён был крайне незначительный, потому что вся мебель, ковры были опечатаны в нескольких комнатах, ну и максимум там был повреждён немножко паркет металлическими гвоздями на подошвах, и в кадки цветов окурков много насовали, вот. А так, в общем, особых повреждений особняк не получил.
Смольный, конечно, был ещё одним символом Революции. Ну вот как раз из Смольного в июне смолянки разъехались на каникулы, было понятно, что это привилегированное учебное заведение будет закрыто в силу его сословного характера. Смолянки больше туда не вернулись, и Смольный было решено использовать в качестве такого здания для политических партий, ну, почему туда и большевики тоже заселились. Ну а потом постепенно уже остальные партии оттуда оказались вытеснены.
Кстати, мебель Смольного тоже была собрана в нескольких комнатах и опечатана, и первые заседания Совета Народных Комиссаров проходили на полу и на подоконниках. Там смогли найти 1 стул для В.И. Ленина как председателя, все остальные сидели на подоконниках и на полу. Но потом постепенно разжились мебелью, конечно, но поначалу всё выглядело очень скромно. Декреты писались в прямом смысле слова на коленке, ну, если не на коленке, то на подоконнике, во всяком случае.
Зимний дворец, наконец. Главный герой нашего сегодняшнего повествования, но я напомню, что он был тёмно-красного цвета, цвета бычьей крови. Лепнина вся была того же цвета. Главный штаб был того же цвета, штаб гвардейских войск, Адмиралтейство, всё было этого тёмно-красного цвета. Говорили, что Дворцовая площадь напоминает мясную лавку, и зрелище было довольно мрачное. Но вот когда особенно наступила тёмная ночь конца октября по старому стилю, фонари не горели, погода была плохая, небо было затянуто тучами, на площади было очень темно. Это важно для понимания того, в каких условиях происходил штурм Зимнего.
Ну и дворец был покрыт, как такими полипами, какими-то балкончиками, какими-то дополнительными пристроечками, которые были ликвидированы потом, при переоборудовании дворца в музей. Была ограда, которая окружала собственных садик Их Императорских Величеств со стороны Дворцового моста. Вот этот спуск уже не существует, после столетия Дворцового моста он был ликвидирован. Ну а вот это та самая инфографика из книги «Часы и карта октября», это состояние города 24 октября, во вторник. Чёрными фигурками показаны силы Временного правительства, красными – силы военно-революционного комитета.
Ну и несколько дат, которые вам хорошо известны – 2 совещания ЦК большевиков, на котором принимается решение о вооружённом восстании. Военно-революционный комитет был создан как орган Петроградского совета, а вот военно-революционный центр был создан как орган партийный большевистский. И характерно, что в него вошли среди прочих Сталин, Урицкий и Дзержинский. Кстати говоря, вот есть такая традиция, которая идёт от Л.Д. Троцкого, и которая отразилась вплоть до фильма «Троцкий», который сейчас показывали – традиция низводить Сталина до совершенно невозможного положения. Вот гениальный Троцкий, какой-то серый Сталин, и вдруг этот серый Сталин каким-то чудесным образом объехал на кривой гениального Троцкого, и Троцкий в итоге ледорубом получает по голове в Мексике, а Сталин оказывается в Кремле.
Это картина, имеющая мало общего с действительностью. Сталин был активным и видным большевиком в это время. И то, что Сталин оказался наряду с Дзержинским и Урицким в составе ВРЦ, а Дзержинский и Урицкий окажутся буквально через пару месяцев руководителями ЧК, говорит о том, что Сталин считался человеком, которому можно поручить военно-политические дела, и который способен на это. Ведь не Троцкий оказался в ВРЦ, я замечу, а именно Сталин. Но потом просто понятно, что начали делить наследие Октябрьского вооружённого восстания, и понятно, что в 20-е годы место в истории Октябрьского вооружённого восстания означало заявку на место у власти уже Советского Союза.
И мы не должны никогда этого забывать, когда мы говорим о чьих-то мемуарах, потому что и мемуары у Троцкого были острым оружием, он продолжал до последних дней бороться если не за власть, то за место в истории, что ему, кстати говоря, неплохо удалось. Т.е. посмертно он обошёл Сталина в этом смысле, во всяком случае в кругах широкой публики. Ну, вот это, я очень люблю эту фотографию В.И. Ленина, это фотография с удостоверения рабочего Сестрорецкого оружейного завода Иванова, но, наверное, только профессиональная паспортистка способна узнать Владимира Ильича на этой фотографии. Это лишний раз, кстати говоря, свидетельствует о том, что у Ленина было действительно простое русское лицо. И если он надевал косоворотку и сбривал свою чеховскую бородку, то действительно рабочий, рабочий Сестрорецкого оружейного завода.
Вот здесь изображён знаменитый путь Ленина из последней своей конспиративной квартиры на Сердобольской в Смольный. Ну, есть такой рассказ Э.А. Рахья, порученца Ленина, но, опять же, никакие другие мемуаристы его не приводят, потому что никого другого с Лениным в этот момент не было, и мы не можем проверить Рахью, но вот рассказ о том, что когда они доехали на трамвае по Большому Самсоньевскому проспекту до Финляндского вокзала, кондукторша объявила, что вагон идёт в парк, и просьба всем освободить вагоны. И Владимир Ильич начал возмущаться, почему так, людям ехать надо, а кондукторша якобы сказала – ты что, буржуй, не знаешь, что революция началась?
Кстати, этот эпизод позволил В.И. Старцеву датировать точнее время прихода Ленина в Смольный, потому что сохранился приказ коменданта Петрограда о прекращении движения трамваев к 11 часам вечера. Т.е. понятно, что трамвай должен был переехать на петроградскую сторону в травмпарк Блохина будущий, понятно, что минут за 15 до 11, наверное, эта сцена могла произойти, не позднее. Ну и, наверное, не очень сильно раньше, потому что трамвай вряд ли бы сошёл с маршрута задолго до окончания движения.
При этом Старцев предположил, что около полуночи Ленин смог добраться до Смольного после этого, ну это вполне логично, потому что есть версия, что Ленин около 6 вечера пришёл в Смольный. Но вот мне кажется, что Виталий Иванович более прав, потому что он ещё и указывал на то, что именно после полуночи активизировались действия восставших. И тут как раз уместно задать вопрос, кто же руководил Октябрьским вооружённым восстанием. И опять же, Л.Д. Троцкий себе приписывал эту честь, потому что он был председателем Петроградского совета, а ВРК, руководящий орган восстания, был создан Петроградским советом. Т.е., следовательно, Троцкий во главе находится всего процесса.
И поскольку это восстание было небюрократическим, то не осталось никаких приказов, которые подписывал Ленин, о восстании. Но действительно соображения о том, что после прихода Ленина в Смольный восставшие активизировались, говорит о том, что Владимир Ильич в силу его огромного неформального тогда авторитета (он ведь не занимал никаких государственных постов в это время, до момента восстания), он как раз и позволил Ленину руководить восстанием.
Ну, вот руководители восстания рангом пониже, все они были профессиональными военными. Чудновский в это время служил вольноопределяющимся в Преображенском полку (это солдат – кандидат в офицеры). Подвойский в своё время закончил военное училище, но потом сразу ушёл в революцию, поэтому выше подпоручика не продвинулся по военной иерархии, но имел военное образование. Антонов-Овсеенко тоже закончил военное училище, и тоже имел чин подпоручика. Ну, понятно, он был его лишён в связи с революционной деятельностью, но профессиональные какие-то навыки у него были. И, наконец, один из моряков, которые участвовали в восстании, Мальков. Вообще, тут, наверное, нужно было бы говорить и о Дыбенко, но Дыбенко непосредственно в штурме Зимнего участия не принимал. А вот Мальков принимал, поэтому Малькова фотография здесь и помещена.
Ну вот я бы обратил внимание на этот портрет Ленина карандашный, это вообще первый портрет Ленина, сделанный художником, а не фотопортрет. И он сделан в первые дни после Октябрьского вооружённого восстания, потому что Ленин сразу же начал отпускать бороду и усы после выхода из подполья. Здесь он без них, и художник Шафран запечатлел Ленина, там на подписи сказано «17 год, Смольный». Вероятно, это всё-таки первые дни после восстания. Опять же, вот в этом портрете Ленина довольно трудно хрестоматийной облик узнать, и кинематографисты и художники потом всегда Ленина изображали хрестоматийным в его облике для лучшего узнавания. Но это к вопросу о влиянии искусства на восприятие истории, о чем мы поговорим несколько ниже.
Извините, это вот на карте состояние города уже 25 октября, когда все ключевые точки города были заняты восставшими, и только в районе Зимнего дворца оставались еще какие-то опорные пункты Временного правительства. Здесь крайне важно отметить еще одно обстоятельство. В то время в уставах всех армий мира ни одного слова не было о бое в городе. То есть бой в городе вообще в то время не существовал с точки зрения вот теории военных действий. Предполагалось (но это из 19 века шла традиция), предполагается, что армия берет укрепление крепостные, дальше город, естественно, сдается - ну кто же будет в городе воевать? Редкие случаи, когда в 19 веке шли уличные бои – скажем, в Сарагосе во время наполеоновских войн - воспринимались профессиональными военными как ужасное событие, которое вообще переворачивает с ног на голову представления о нормальной войне.
И только в тридцатые годы бой в городе была легализован в качестве законной форма боевых действий, но во время Второй мировой войны он неоднократно происходил. Поэтому никто не знал, как нужно воевать в городе, и всё вооруженное восстание Октябрьское происходило в рамках Устава караульной службы. Был Устав караульной службы, где было написано, что нужно там часовых расставить, нужно выбрать помещение для отдыхающий смены караула, обеспечить отдых отдыхающий смены караула, нужно там регулярно проверять посты и сменять их. Но вопросы штурма или обороны зданий совершенно не были никому известны, и именно поэтому достаточно смешно с современной точки зрения действовали те же защитники Зимнего дворца.
Ну, по современным представлениям нужно было оборудовать в подвальных окнах огневые точки, там в окнах второго-третьего этажа, на крыше огневые точки, там какими-то мешками с песком оборудовать амбразуры в окнах. Ничего этого не было сделано. Все сводилось к обороне баррикады вокруг Зимнего дворца. Ну и не нужно этому удивляться, потому что действительно никто никого этому в то время не учил. Что касается планировки Зимнего дворца, я сознательно здесь вывел современный план, потому что план того времени только запутал бы современного человека, потому что помещений во дворце было в два с лишним раза больше, чем сейчас. Ну, что говорить, даже Расстреллевская галерея, которая идет от Иорданской лестницы в Египет, она была разделена по горизонтали на два этажа, и во втором этаже были жилые помещения. Дворец весь был разгорожен на какие-то каморки, там жило огромное количество людей на чердаке в подвалах из числа обслуживающего дворец персонала, там до 3000 насчитывалось этих людей. Кроме того, во дворце был развёрнут госпиталь.
Т.е. население Зимнего дворца было очень большим, оно измерялось тысячами людей которые там постоянно жили. Кроме того, до 2000 юнкеров находилась во дворце, которые охраняли Временное правительство. При этом никакой пропускной режим, там охрана входов, не были толком налажены. У юнкеров не было даже планов Зимнего дворца, и во время попытки отражать штурм они все время блудили по помещениям дворца и не могли попасть из одной части дворца в другую часть. Людей, которые были в Зимнем дворце, вообще в городе не было практически, кроме тех, кто там работал, потому что напомню, что Эрмитаж как музей это было отдельное учреждение, в него еще пускали, а Зимний дворец был резиденцией и в него не пускали. То есть никакое посещение с экскурсией Зимнего дворца было в принципе невозможно.
Ну а понятно, что только лакеи и придворные, в общем, немножко ориентировались в этом лабиринте. Главный вход, которым пользовалась Временное правительство для своих нужд, это был салтыковский подъезд, выходящий на Адмиралтейство. Нужно было подняться по лестнице, попасть в темный коридор, и затем идти на север. Вот в этих помещениях это Малахитовая 189, 188 белая столовая или малая столовая, 155 арабский зал и ротонда, вот в них правительство и работало. В Малахитовой гостиной был главный зал заседаний, в малой столовой они обедали, в арабском зале была приёмная, и в ротонде было что-то вроде предприёмной, где ожидали посетители. Канцелярия правительства размещалась в помещениях рядом, это личная комната Николая II. На этажом выше, на третьем этаже, были личные помещения Александра III, там Керенский находился.
В залах, выделенных таким зеленым цветом, это парадные залы, находился госпиталь. Эта часть дворца была изолирована от правительственной части, и сообщение по второму этажу с ней было невозможно. Юнкера из отдыхающей смены караула, которая охраняла Временное правительство, размещались в залах вдоль Дворцовой площади, вот здесь. Сейчас это залы французского искусства. Вот интерьеры были, конечно, загромождены очень сильно, особенно жилые интерьеры, но это была традиция конца 19 века – бесконечное количество каких-то фотографий, статуэток, каких-то мелких предметов. Специальные полочки делались вот на уровне метра примерно от пола вдоль стен, чтобы все это бесконечное количество мелкой пластики там установить. Какие-то кушеточки, стульчики – в общем, интерьеры были стесненные, прямо скажем. Потом их очень сильно проредили, когда дворец превращался в музей.
Ну и госпиталь занял парадные залы дворца. Несомненно, это была показуха. Врачи говорили о том, что гораздо полезнее занять 3 этаж, небольшие помещения 3 этажа под госпиталь, потому что легко себе представить в палатах, в которых по 150 раненых находилось, а раненые всё были тяжелые, там было 80% лежачих раненых. Понятно, что одному стоило начать бредить, как всем остальным было обеспечено комфортное там пребывание. Но это был солдатский госпиталь, с одной стороны, т.е. как бы солдатский госпиталь не предусматривал особого комфорта. А с другой стороны, можно было сказать, что царь отдал свой тронный зал для раненых солдатиков.
Ну и, собственно, можно было, таким образом, пропагандистскую составляющую реализовать. Кстати говоря, опять же сейчас очень модно рассуждать о том, что женщины царской семьи там прямо вот надрывались на работе в госпитале, но надо сказать, что они, конечно, представительствовали на работе в госпитале, они могли писать письма, они могли раздавать солдатам подарки, они могли там поправлять им подушку. Но и солдатикам, конечно, это было крайне лестно, потому что дочка царя там пишет письмо в родную деревню, это событие в жизни, конечно. Но понятно, что к никаким гнойным перевязкам, ни к каким суднам их не подпускали, и всё это было прерогативой совершенно других людей. Но так было во всей Европе, во всех воюющих странах знатные дамы тоже делали вид, что они помогают фронту.
Дальше, на 3 этаже в залах, выделенных желтым, это личные помещения Александра III, там поселился Керенский. Причем вызвало большую иронию то, что Директория 1 сентября провозгласила Россию республикой, и тут же Керенский переехал в личные покои Александр III. Ну, его называли по этому поводу Александром IV, посмеивались над ним, но это было удобно – жить прямо на рабочем месте, там на этаж выше правительства, но это вызвало много нелестных разговоров. Вот сам Александр Фёдорович в кабинете Александра III за его рабочим столом работает над государственными какими-то бумагами.
Ну и уместно поговорить о образе штурма, потому что штурм Зимнего это такой аналог взятия Бастилии в нашей истории. И характерно, что прямо с первых дней он так и воспринимался. Вообще российская революция все время сверяла часы по французской революции, все время искали русских якобинцев, русского Марата, русского Робеспьера, русского там Бонапарта искали. Был такой журналист-эмигрант Роман Гуль, который написал довольно забавный роман «Красные маршалы». Он там всех расписал, кто кто: Тухачевский это Бонапарт, Будённый это Мюрат. Ну, в этом была определенная логика, но это вызывало и ненужные ассоциации. Мне кажется, что гибель Тухачевского потом, спустя 20 лет, во многом связана с тем, что образ Бонапарта к нему очень сильно приклеился, и все ждали вот, когда же он начнет совершать 18 брюмера.
Но понятно, что даже те, кто и был неграмотен, и участвовал в этих событиях, у них включился такой механизм формирования эпического восприятия реальности. Эпос не предусматривает бытовых деталей, эпос предусматривает такое возвышенное повествование, былинное, и вот в этом былинном ключе взятие Зимнего и запало в умы участников этих событий. И потом кино и живопись откликнулись на эту потребность показать штурм Зимнего как масштабное событие. Когда говорят, что это был заказ там советской пропаганды, ну, и это тоже, но это было не главным. Главным было то, что сами участники Зимнего не поняли бы, если бы это событие показали приземлённо и так, как оно было.
Ну а потом, особенно учитывая, что Эйзенштейн был гениальным режиссером, кадры фильма «Октябрь» были довольно плохого качества, потом их стали использовать и как хронику, и вставлять в качестве хроникальных. И мало кто задумывался, что невозможно было снять хронику того, как люди бегут к Зимнему, потому что было элементарно темно. И снималась вообще днем эта сцена, потому что не хватало у камер светосилы для того, чтобы ночью все это можно было снять, там никто бы ничего не увидел. Вот знаменитый кадр бегущих штурмующих из под арки. Кстати, внимательный взгляд военного историка сразу же отметит, что фуражки характерной формы для красной армии 20-х годов, это не дореволюционная форма. Тем более что было довольно холодно и все были в папахах, вот солдаты сухопутное армии. Матросы были в безкозырках, потому что им не полагалось теплого головного убора, солдаты были в папахах в большинстве своем.
Ну вот лезущие на ворота моряки, знаменитый кадр. Ну и гениальный был режиссер, он воплотил в визуальных образах вот патетику штурма. Но не надо считать, что это хроника. Живописцы еще и дальше пошли. У живописцев тут вообще это всё. У исторического жанра живописи есть свои законы, и почему-то никто не предъявляет претензии к тому, что там Хесс или Пиратский как-то неправильно писали картины о битвах 12 года, хотя там убитые солдаты в снежно белых штанах, лежащие посреди Бородинского поля, смотрится как-то странно. Но законы исторической живописи, они едины, и по этим законам действовали и советские живописцы.
Ну, вот это Кукрыниксы изобразили бегство Керенского в женском платье, опять же, мифический эпизод. Но интересно, что слухи о бегстве Керенского в женском платье пошли сразу же после вооруженного восстания. И, на мой взгляд, это отражает любопытную особенность мышления того времени, когда еще, знаете, о гендерном равенстве никто и не помышлял. Для политического лидера переодеться в женское платье было символом крайней степени падения, т.е. человек, который это сделал, уже не мог претендовать на политический авторитет. И таким образом, как бы сказать, массовое сознание отреагировало на полное падение Керенского в пропасть завбения. Но эта картина имеет немножко большее, она ближе к реальности, хотя здесь она отзеркалена относительно реального положения белой столовой, но и среди арестовавших Временное правительство большинство составляли матросы. Все-таки солдат там практически не было, хотя здесь для того, чтобы показать всех участников восстания, солдат, рабочий и матрос.
Ну и, наконец, вот эта сцена, она, в принципе, могла состояться у подножия Иорданской лестницы, но другое дело, что вот фляга на солдате, она времен Великой Отечественной войны. Кожанка на рабочем такая, которую комиссары носили в Гражданскую войну. Тут, может быть даже, Серов пытался такую историю рассказать, намекая на то, что вот этот рабочий станет комиссаром потом, чтобы он был узнаваем на будет еще картине. Но это искусство, к нему нельзя предъявлять требования документальности в буквальном смысле этого слова, и это нормально совершенно.
Вот интересно, кстати говоря, почему-то парадный портрет Екатерины II воспринимается адекватно, а парадный портрет Сталина, например, ну еще там 10 лет назад вызывал в искусствоведческих кругах судороги. И мысли о том, что его можно повесить, она как-то вот все время наталкивается на сопротивление. Хотя это парадные портреты, написанные по одним и тем же законам, даже приемы одинаковые, драпировки могут быть совершенно одинаково развешены на этих портретах, потому что это закон жанра такой.
Ну, вот эта карта изображает так немножко в более сухом военным ключе события штурма Зимнего, но, опять же, военная карта немножко всегда более многозначительна, чем жизнь, и стрелы на карте всегда имеют очень солидный вид, все эти значки, стрелы. Но действительно было три основные группировки штурмующих. Со стороны Адмиралтейства наступали в основном моряки; со стороны Невского проспекта красногвардейцы, в основном; со стороны Миллионной улицы главную ударную силу составляли солдаты лейб-гвардии Павловского полка, чьи казармы на Миллионной улице всем вам хорошо известны (йй, на Миллионной, на Марсовом поле). Гарнизон дворца начал таять уже вечером 25 октября, но около 6 вечера дворец покинуло Михайловское артиллерийское училище с 4 пушками, причем интересно, что за пушки возник торг с красногвардейцами, остановившими юнкеров. Красногвардейцы требовали оставить им все 4 пушки, юнкера говорили, что в училище они не могут вернуться без пушек, и сторговались на том, что 2 пушки будут оставлены красногвардейцам под честное слово вернуться к утром в училище. И они вернули их утром в училище.
Дальше около 20 часов дворец покинула полурота женского ударного батальона. Кстати говоря, это было батальон не Марии Бочкаревой, это был второй, но второй не по номеру, а по порядку, назывался он Петроградский женский ударный батальон. Он располагался в Левашово, и днем 25 октября была вызвана полурота (это 137 человек) официально для парада. Ну, они прошли по Дворцовой площади, а потом сказали, что вот надо защищать Зимний дворец. И настроение у ударниц было очень плохим по этому поводу, они после первой перестрелки, которая вспыхнула около 18 часов, потом затихла, несколько раз возобновлялась перестрелка вокруг дворца, они покинули дворец очень интересным образом.
Их бы не выпустили, если бы они сказали, что они ну сдаваться, поэтому они заявили, что они идут на вылазку, и поручик Синегуб в своих воспоминаниях там со слезой прямо, так сказать, в строке пишет, что героические женщины пошли в штыки на большевиков. На самом деле они вышли из дворца и тут же сдались ближайшим отрядам восставших. Их разоружили, отвели в Павловские казармы, накормили ужином, они там переночевали, и утром отправились в Левашово. Потому что идти пешком в Левашово было лень, а ночью поезда не ходили, поэтому они вот оказались в казармах Павловского полка.
Вся эта история с надругательством над ударницами это плод досужего воображения. Синегуб, кстати говоря, заложил эту основу. Он был вообще молодой человек, на фронте он не был, впечатлительный, видимо, очень был, такой экзальтированный, и у него там офицеров расстреливают из пулеметов, прямо выведенных из Зимнего дворца, в общем, творится вакханалия, все матросы пьяные, естественно. Ну как бы это эпос, но как бы с обратным знаком Синегуб создает. И у него же там про надругательство над ударницами есть, но, видите, вообще если бы были потери среди защищавших дворец, обязательно имена бы их прозвучали в эмигрантской мемуаристике. Ни одного имени погибших защитников Зимнего дворца нигде никогда и никто не называл, это характерно само по себе.
Ну и вот слухи о надругательстве над ударницами я трактую таким образом. Это, опять же, отражение вот того самого отношения к ударницам в целом, потому что женщина с винтовкой, да еще стриженная, да еще в штанах, вызывало 100 лет назад абсолютно однозначную реакцию, и солдаты, конечно, много и довольно грязно, видимо, шутили по поводу этих женщин, и что с ними надо делать. Ну и потом, после штурма, видимо, какой-то трёп по этому поводу возникал. Ну и как-то вот это постепенно в рамках демонизации большевиков получило более такие какие-то, знаете, яркие описания.
Далее вопрос об «Авроре». Ну, вообще с «Авророй» тоже связана любопытная история. Дело в том, что страсти долго не улегались, и еще в 1957 году, когда наметился такой отход от сталинских схем в историографии, были живы еще отдельные участники Октябрьского вооруженного восстания. И матрос Ховрин, который действительно был активным участником Октябрьского вооруженного восстания и прожил потом довольно долгую жизнь, написал письмо в ЦК, в котором полностью отвергал роль «Авроры» в Октябрьском вооруженном восстании. Он писал, что там не было большевистской организации, что она не стреляла, что она ну вообще, так сказать, не играла никакой роли, что это сталинская, как раз пример сталинского искажения нашей истории революционного движения, выпячивание роли «Авроры».
И это письмо лежит в Российском государственном архиве военно-морского флота, но это, видимо, какое-то сведение личных счетов, потому что все были люди, у всех были отношения между собой, но и, видимо, у Ховрина на аврорвцев был какой-то зуб личного происхождения, потому что нет оснований сомневаться в том, что «Аврора» стояла, стояла на том месте, где стоит звездочка у меня. Это современная лоция Невы, там, обратите внимание, отметка 10,8 метра. Осадка «Авроры» 6,4 метра, и понятно, что любой штурман хотел бы, чтобы минимум метра два под килем у корабля было свободной воды, потому что неизвестно, что лежит на дне Невы, в конце концов. И поэтому ни в каком другом месте, кроме как в обозначенного звездочкой, «Аврора» стоять не могла. Около Моста лейтенанта Шмидта или Николаевского тогда, чуть ближе к южному берегу она стояла, напротив того места, где стоит знак, что здесь стояла «Аврора», То есть никаких тут открытий сделать не получится.
На «Авроре» при этом не было боевых снарядов, потому что она стояла в ремонте до этого, и существует переписка между Дыбенко, Центрбалтом, о том, что надо бы отправить на «Аврору» боевые снаряды, и они были отправлены, но их не успели довезти до момента штурма Зимнего дворца. Поэтому очевидно что «Аврора» стреляла холостыми, но об этом чуть ниже. Вот сама «Аврора», заметьте, что на форштевне двуглавый орел, они продержались на кораблях до начала 20-х годов, потому что до этого ни у кого не доходили руки – поставить корабль в док, чтобы снять орла, он там капитально был прикреплен. И орлы на кораблях, носили где корабли красного флота орлов до 21-22 года, особенно крупные.
Ну а стреляли по Зимнему дворцу из орудий двух типов с двух сторон боевыми снарядами. Во-первых, это были вот эти вот мортиры образца 67 года, из которых стреляли из Петропавловской крепости. Но при этом состояние мортир было таково, что артиллеристы из гарнизона Петропавловской крепости, а там было артиллерийская рота, отказались из них стрелять. И тогда матросы, которые прибыли в крепость с Ржевского полигона – ну, он испытательный был, видимо, матросы там были лихие, привыкли к экспериментальным образцам. Они решили, что попробуем как-нибудь стрельнуть, но на всякий случай вытащили мортиры на пляж перед крепостью, потому что боялись, что рухнут своды бастионов, если вытащить мортиру на бастион. Было около 3 выстрелов сделано шрапнелью, вот шрапнельный снаряд в разрезе показан на этом же слайде. Это снаряд, начиненный пульками.
Стреляли специально, чтобы не причинить большого вреда Зимнему дворцу, рассчитывая на моральный эффект. Но один из корпусов шрапнели, их называли «стаканы», влетел в одно из окон 3 этажа, и был принесен юнкерами, поставлен на стол Временного правительства. Временное правительство упало духом на ступень ниже еще, чем оно. И так состояние было довольно паршивое, а еще и последний морской министр Вердеревский сказал авторитетно – ну, это с «Авроры». Вердеревскому простительно, он был штурман по специальности, а не артиллерист, ну и, конечно, никакой моряк-артиллерист не принял бы этот стакан за корпус шестидюймового морского снаряда, но, тем ни менее, фраза была брошена и пошла гулять по воспоминаниям. Понятно что адмирал все-таки сказал, значит, это правда.
Была разбито несколько стёкол. Кстати, в Малахитовой гостиной показывали еще несколько лет назад шрапнельную пульку, которая застряла с наружной стороны внутренней рамы одного из окон. Там нужно очень сильно изогнуться, чтобы попытаться ее увидеть, но вот, по-моему, при последних реставрационных работах убрали шрапнельную пульку, хотя вообще можно было бы даже табличку повесить вот около этого места, потому что что такой артефакт, знаете, редкий. Ну а с другой стороны, из под арки Главного штаба, стреляли из тех самых двух трёхдюймовых пушек, современных на тот момент, образца 1902 года, которые были позаимствованы у юнкеров Михайловского училища. Причем было сделано тоже 3 выстрела, ни один снаряд не попал в Зимний дворец.
Существовала легенда, что один из них попал во фронтон, и застрял в циферблате часов, и до сороковых годов это повторяли довольно уверенно. Но когда во время очередных ремонтных работ часы разобрали, никакого снаряда и следов от снаряда там не обнаружили. То есть, видимо, все три снаряда пролетели над Зимним дворцом. Вот тут я бы хотел подчеркнуть еще одно обстоятельство. Чтобы из под арки Главного штаба, стреляя из пушки, не попасть в Зимний дворец, нужно было очень сильно постараться. Никто не хотел никого убивать. Вот гражданская война, если это только не межнациональная резня, никогда не начинается с большой крови сразу.
Во время Октябрьского вооруженного восстания люди с винтовками заряженными в руках переругивались, могли там кулаки пускать в ход, в крайнем случае приклад. Но даже штык вот пустить в ход было очень страшно, потому что было понятно, что штыком уже можно убить, а прикладом еще отлежится, там синяк сойдет в конце концов. И стрелять по людям ну вот ни у кого рука не поднималась. Спустя несколько дней, во время юнкерского мятежа, ситуация немножко изменится, и уже вот будут случаи, когда стреляют по людям, но потребовалось довольно много месяцев гражданской войны, чтобы маховик жестокости раскрутился и чтобы убить человека стало, в общем, легче, чем воды выпить. Для этого нужна была большая практика, вот её не было 25 октября, и поэтому и восставшие, и защитники Временного правительства большей частью на психику друг друга давили. И понятно, что артиллеристы, стрелявшие из под арки Главного штаба, специально придали орудиям большой угол возвышения, чтобы, не дай Бог, не попасть Зимний дворец и никого там не убить.
Соответственно, ружейная стрельба вокруг дворца была довольно интенсивной, но это была стрельба, в общем, в белый свет и в копеечку, потому что было темно, стреляли, видимо, по окнам освещённым, которые хотя и тускло, но светились в Зимнем дворце. Юнкера стреляли в ответ в кромешную темноту, которой был окутан дворец со всех сторон, и у людей, которые не были в бою, создавалось впечатление, что это сильнейший страшный ружейно-пулеметный огонь. В действительности, наверное, если бы там были фронтовики, они посмеялись над перестрелкой, которая там возникла. Я могу привести в пример воспоминания Владимира Владимировича Корнильев, 17-летнего рабочего, который был в красной гвардии и стоял в патруле на Невском проспекте. Он должен был не пропускать никого к Зимнему дворцу, потому что еще восставшие боялись, что какие-то посторонние люди окажутся вот в сфере этого противостояния, и пытались всячески оградить зону возможного боя от посторонних.
И Корнильев, ну, возможно, что это действительно правда, что это не шутки памяти, задержал Антонова-Овсеенко, который бежал по Невскому в распахнутом пальто, в шляпе, сдвинутой на затылок, очень разгоряченный и возбужденный, вот бежал ко дворцу, чтобы арестовывать Временное правительство. Ну, он его задержал, стал требовать документы, документов у Антонова-Овсеенко не было, и тут подошли два матроса и сказали – товарищ, это наш, пропусти его. Интересно, что у матросов документы в принципе не спрашивали, т.е. сам по себе бушлат и бескозырка уже были достаточным основанием для того, чтобы распоряжаться. А потом Корнильев пишет, что когда в 19 году его призвали на флот, он встретил одного из этих матросов на крейсере «Богатырь», где он служил.
Т.е., в общем, вполне возможно, что это вполне реальное воспоминание. Потом вот этот матрос сказал ему, что это был Антонов-Овсеенко, потому что так он, понятное дело, не узнал имени этого человека. Но вот сам Корнильев тоже вроде бы принимал участие в перестрелке, и пишет, что там был ранен один из его товарищей рядом. Но, видите, шальных пуль было, конечно, много, и понятно, что там быть раненым можно было.
Что касается образа матроса революционного, вот кинематограф его создал – в пулеметных лентах, расстегнутом бушлате, в разорванной тельняшке, в бескозырке на затылке. Ну, было холодно в конце октября по старому стилю 17-го года в Петрограде, дул ветер, матросы были застегнуты. Эта фотография матросов отряда Дыбенко в Гатчине через несколько дней после вооруженного восстания, а с правой стороны рисунок образцовый матроса в десантной форме. Как видите, полное совпадение, кроме того, что ремни с бляхой нет на матросах, потому что с февраля ремень с бляхой избегали носить, потому что на бляхе был двуглавый орёл. И это, ну, или переворачивали вверх ногами, или вообще не носили. Ну, матросам не нужно было снаряжение на поясе носить, у них был подсумок, характерно одевавшийся через плечо, поэтому можно было без пояса обойтись. Так матросы были вполне аккуратного вида.
Ну и вот давайте пройдем тем путем, которым шел Антонов-Овсеенко. Вообще хронология вот проникновения в Зимний дворец отрядов восставших является крайне смутной. Это объясняется, прежде всего, тем, что ни у кого не было часов, часы были предметом роскоши, часы даже, ну, молодые люди из интеллигентных семей не имели, и тем, кто заканчивал школы прапорщиков в военное время, а это были все-таки молодые люди, имевшие неполное среднее образование, из семей более-менее состоятельных, выдавали бинокль, шашку и часы, потому что предполагалось, что часов ни у кого из них не будет. И тем более у солдат и матросов не было часов, поэтому темной ночью представления о времени были крайне смутными.
Выстрел «Авроры», ну, конечно, не вызвал вот того, как у Эйзенштейна показано, такого рывка массового ко дворцу. Он был и одним из сигналов для восставших, потому что со связью все было очень плохо, только пешими посыльными отряды восставших могли сообщаться, и то приходилось ходить по дуге, понятное дело, обходя Зимний дворец. Поэтому где-то около полуночи, вероятно, довольно много восставших уже оказалось в Зимнем дворце. Первые отряды еще до выстрела «Авроры» там оказались, и один из отрядов красногвардейцев был даже захвачен юнкерами и разоружён (проникших во дворец со стороны Миллионной улицы). А потом, когда стало ясно, что дворец взят восставшими, эти красногвардейцы разоружили юнкеров в свою очередь, и поменялись местами.
Ну и всё это было довольно мирно. Но Чудновского, который ходил с ультиматумом, юнкера, правда, избили, но, опять же, могли бы и убить, но ограничилась дело несколькими ударами руками и прикладом. При этом Антонов-Овсеенко попал во дворец по лестнице ее императорского величества (теперешняя октябрьская лестница), это ризалит Зимнего дворца, выходящий на Адмиралтейство и Дворцовую площадь, поднялся по этой лестнице, там дальше мемориальная доска, потом вот сейчас (это в среду сделаны фотографии) там вывесили по этому пути такие декоративные транспаранты с лозунгами. Ну лозунги, надо сказать, самые разные - от «вся власть советам» до «вернем Ленина Вильгельму». Но лозунг «вернем Ленина Вильгельму» не на красном полотнище писался, а на белом, потому что не революционные партии его выдвигали. Ну, во всяком случае, голландцы, говорят, делали этот дизайн – ну, они, конечно, больше понимают в нашей революции, в наших символах, и в дизайне вообще.
Потом вот через один из залов русского искусства теперешних пролегал путь восставших, по темному коридору. Там же, в середине темного коридора, лестница Салтовского подъезда, по которой тоже восставшие могли проникнуть, но, видимо, все таки первые отряды расползлись по первому этажу Зимнего дворца и на второй не попали, иначе невозможно объяснить, что же два часа они делали во дворце, хотя дворец, конечно, был очень большим лабиринтом. Но во дворце довольно долго отряды восставших находились. Затем в ротонду они проникли.
Судя по воспоминаниям Синегуба, между ротондой и арабским залом находились последние юнкера, оборонявшие Временное правительство, это были юнкера Павловского училища. Но не надо путать лейб-гвардии Павловский полк и Павловское военное училище, это разные организации. Ну вот «павлоны», как называли этих юнкеров, они славились в довоенное время самой лучшей строевой выправкой, ну и, как бы сказать, мягко выражаясь, наименьшим интеллектуальным уровнем среди выпускников военных училищ Российской империи. Ну, в память о своем шефе, потому что их шефом был Павел I, который строевую подготовку любил, а интеллект не очень.
А «павлоны» оказались последними, кто защищал Временное правительство, но они показали себя действительно самыми дисциплинированными юнкерами России. Но поскольку им никто не приказывал стрелять или колоть штыком, то они дождались, пока у них вырвали ружья из рук, и разошлись. Но, собственно, они выполнили свой долг. Характерно, что Синегуб это подробно описывает, может быть, даже ему можно верить, но он не решился отдать приказа стрелять, потому что вот этот вот психологический барьер против стрельбы по своим соотечественникам был очень сильным, хотя Синегуб это все объясняет тем, что их бытом уничтожили, там порвали на куски. Но еще не известно, если бы нашелся решительный командир с небольшим сплоченным отрядом, не известно, что бы еще и было, потому что в военном деле бывают всякие чудеса.
Ну, затем восставшие проникли в арабский зал, и из него уже непосредственно в белую столовую. Вот та дверь здесь как раз изображена, через которую они вошли, где они и арестовали Временное правительство и отвели его после этого в Петропавловскую крепость, причем у министров было очень ярким впечатлением, что их в Петропавловской крепости стали плохо кормить, там картофельные котлеты им давали. Но их посадили на обычный рацион арестантов Петропавловской крепости, а министров кормили гораздо лучше. Но, кстати, первые советские наркомы вспоминали, что их тоже пытались кормить как царских министров, и они даже охотно ели несколько раз. Но потом он представили счет за эти обеды, и оказалось, что новое жалованье советских наркомов не подразумевает питание такого уровня. Ну и там один из наркомов пишет о том, что ему пришлось там полумесячное жалованье своё новое отдать за один обед с артишоками, который был ему подан, так сказать, автоматически как преемнику прежнего министра.
Но состояние дворца после штурма было не таким уж и плохим, потому что, скорее, беспорядок навели штурмующие. Но понятно, что помещения канцелярии правительства были перевернуты вверх дном; помещения, где жил Керенский, были перевёрнуты. Бумаги были разбросаны, открыты шкафы, там раскиданы какие-то папки с делами. Единственное произведение искусства, которое точно погибло, это был ростовой портрет Николая II работы Серова, который был изорван в мелкие клочки. Но, видимо, дело было в том, что подобные портреты висели в каждом суде и каждом органе государственной власти, и от имени этого портрета вершили суд и расправу в дореволюционной России. Поэтому понятно, что портрет был символом определенного государственного строя.
Есть довольно панические воспоминания медсестёр госпиталя, которые вспоминают о том, что бесконечные какие-то толпы восставших приходили в госпиталь и искали министров среди раненых. Но проблема была в том, что несколько раз, видимо, новые отряды восставших пытались подниматься по иорданской лестнице искать министров в госпитале, и им приходилось заново объяснять, что министров здесь нет. В Эрмитаж с подъезда с атлантами несколько раз тоже восставшие проникали, и их уговаривали, что здесь нет министров, здесь музей, и они не поднимались даже по лестнице Эрмитажа и оставались на нижней площадке. Т.е. это я к тому рассказываю, что, в общем, никакого опьянения, там озверения среди штурмующих Зимний дворец не было. Это были вполне вменяемые люди. Ну, понятно, что в ситуации, когда ты ждешь, что пуля прилетит, тебя убьёт, и там перебегаешь через улицу, но все-таки определенная горячка боя возникает.
Вот этот беспорядок в залах Зимнего дворца, он вполне был зафиксирован потом и в письменных источниках, и в фотографиях. Пропало какое-то количество мелких предметов, которыми были переполнены царские покои, но я должен сказать, что любой предмет, он всегда становится музейным, когда проходит время, потому что ну вот с архитектурой можно вспомнить станции метро первые наши, первые ветки, 8 станций были объявлены памятником культурного наследия несколько лет назад. А 30 лет назад они воспринимались как метро и метро. Или, скажем, сталинский ампир сейчас признали как стиль архитектурный. Вот пройдет 20 лет, и архитектурным стилем будут признаны хрущевки, и я даже знаю, каким. Это будет поп-арт. Первая хрущевка будет объявлена объектом культурного наследия как яркий представитель поп-арта отечественного. Потом дело дойдет до домов там первых массовых.
А сто лет назад модерн не признавался какой-то культурной ценностью, потому что был современный стиль. Ну, собственно, что его признавать ценностью, там Росси-то только дослужился до архитектурного памятника в начале 20 века. И понятно, что яйца Фаберже никто не воспринимал как произведение искусства, это был киндер-сюрприз с бриллиантами. Кстати говоря, я подозреваю, что сейчас популярность яиц Фаберже связана именно с этим. Т.е. про «Черный квадрат» Малевича нужно много объяснять, почему это произведение искусства, а что вот если киндер-сюрприз украсить бриллиантами, это все понимают. Это ну как бы интересно, и камни драгоценные, вот с этим связан определенный ажиотаж вокруг этих предметов.
Какие-то вот мелкие предметы пропали, но надо сказать, что еще потом все двадцатые годы происходило такое вот ну как бы утрясание музейных коллекций и распродажа, скажем, предметов массовых, которые были там конца 19 века, типа сервизов. Еще вот в недавнее время приносили представительный старых петербургских семей какие-то тарелки, которые из дворцовых сервизов были куплены в 20-е годы. Ну вот как 10 стульев из дворца у Ильфа и Петрова. И действительно, если бы мы хранили, извините, все наши старые носки, то, может быть, музейщики через тысячу лет и обрадовались бы, но жить в наших квартирах было бы решительно невозможно.
Ну и, наконец, вот эта фотография, и я хотел бы закончить свой сегодняшний рассказ. Это Дзевалтовский, первый комендант советский Зимнего дворца, штабс-капитан лейб-гвардии гренадерского полка, социал-демократ, большевик, который начале войны пошел на военную службу. Кстати говоря, абы кого тоже не принимали, в лейб-гвардии полки, даже офицерами военного времени. Он дворянин, конечно, потомственный. Потом он прошел всю гражданскую войну в рядах ВЧК, потом работал во внешней разведке, а в 25 году бежал в Польшу и стал адъютантом маршала Пилсудского, но, правда, очень быстро умер. Но про это там ходили слухи, что рука Москвы но тогда, в общем, руки Москвы были достаточно короткими.
Я бы просто вот указал на судьбу Дзевалтовского как на характерный пример реальной судьбы человека времён гражданской войны. А пути биографии были настолько извелись, что вот рисовать их там одной прямой, как правило, решительно невозможно. И у всех были ну хоть какие-то колебания, а у некоторых такие зигзаги, что даже если бы в романе это описать, решили бы, что врет автор, и все это он придумал. А на самом деле все это было. Был, например, вот из нашего брата-историка, член-корреспондент Академии наук СССР Ефимов, который был белым офицером, а потом стал членкором, известным советским историком-американистом.
Вот автор пьес «Дракон» и «Тень» Шварц получил свое знаменитое дрожание рук, которое потом приписывали страху перед Сталиным в тридцатые годы, получил из-за контузии, полученной под Екатеринадаром в рядах добровольческой армии. Он был первопоходник, прошедший «ледяной поход» Корнилова. И потом просто травма была так сильна, что он уже не участвовал в гражданской войне, но и потом адаптировался уже в советское время. Т.е., в общем, судьбы были очень извилистыми, и не нужно упрощать этот момент, потому что в свое время упрощали в одну сторону, сейчас принято упрощать немножко в другую сторону.
Но в любом случае, подводя итоги, скажу, что штурм Зимнего сразу же воспринимался как историческое событие. Утром 26 октября в казармах Павловского полка выдавали справки участникам штурма, что они участники штурма. К сожалению, ни одна справка до нас не дошла. Что касается жертв, то среди штурмующих называлось довольно много в воспоминаниях имён жертв, павших при штурме Зимнего. Ну, если говорить о матросах, порядка двух десятков фамилий называлась. В 57 году была специальная работа проделана по установлению этих людей, и оказалось, что только 3 человека, 3 матроса погибло 25 октября в Петрограде. Один при штурме телеграфа был ранен, и двое погибли при невыясненных обстоятельствах в южных районах города.
При штурме Зимнего есть только одно свидетельство о ранении моряка. В послужном списке 21 года был найдена запись, а тогда еще были послужные списки дореволюционного формата, там была строка «участие в боях и походах против неприятеля», и там была запись «ранен в голову под Зимним дворцом 25 октября 17 года». Т.е., по меньшей мере, один матрос был ранен в это время. Но, скажем, те, кто были похоронены потом на Якорной площади в Кронштадте, в основном, это погибшие ну либо вообще в Гражданскую войну, либо, первые, это погибшие в боях с войсками Краснова, Керенского под Гатчиной. Когда их хоронили в конце ноября, уже тогда, видимо, звучало в речах, что они погибли при штурме Зимнего, потому что ну хотелось, чтобы товарищи погибли в более, что ли, важной операции в символической операции, а не где-то вот под Гатчиной.
Ну и матросы проявили во время штурма Зимнего чудеса самоорганизации. Известна фамилия только одного офицера, который участвовал (морского) в штурме. Ну, это был Семен Степанович Петрухин, его ФИО говорят о том, что он был из простых. Он действительно матрос призыва 1910 года, потом минный кондуктор, потом в 16 году году произведен в подпоручики по адмиралтейству, такие были офицеры второго сорта, за храбрость на сухопутном фронте, где он в конно-пулеметном отряде Балтийского флота при Кавказской туземной конной дивизии скакал. И потом он вернулся на Балтику и командовал отрядом кронштадтских моряков при штурме Зимнего. Потом погибнет в 19 году в боях под станцией Веймарн в Эстонии уже в гражданскую.
Но большинство офицеров самоустранилось от участия в восстании и на одной, и на другой стороне, и матросы, а в восстании участвовало, ну, по преувеличенным несколько данным, 12 тысяч моряков. Скорее всего, их было меньше. 12 тысяч было запланировано привлечь к восстанию – 5000 из Гельсингфорса и 7000 из Кронштадта. Видимо, их было меньше, ну, не меньше 6-7 тысяч, я думаю. Вот эти люди самоорганизовались и без всяких офицеров вполне целесообразно, адекватно действовали при штурме, что лишний раз доказывает, что матросы были очень само такой организованной силой, и потом, в первые месяцы советской власти, они стали главной вооруженной порой советской власти, но об этом речь пойдёт в следующей лекции, которая будет называться «Матросы – преторианцы Революции», и которая случится 19 января, если ничего у нас вот не произойдет.
Новости
VIP
