Д.Ю. Я вас категорически приветствую. Вячеслав, добрый день.
Вячеслав. Добрый день.
Д.Ю. Представься, пожалуйста.
Вячеслав. Меня зовут Вячеслав, я одиннадцать лет проработал сапером в Питерском ОМОНе. Сейчас тружусь на вольных хлебах в народном хозяйстве. Майор в отставке.
Д.Ю. Как это тебя угораздило в саперы?
Вячеслав. А это судьба. Если бы в апреле 2003 года мне кто-нибудь сказал, что уже в мае я буду сапером я бы, наверное, долго смеялся. Потому, что работал я в обычном отделе милиции, в 68-м, сейчас его уже не существует.
Д.Ю. Пытки, расстрелы, допросы?
Вячеслав. Все. Все, что хотите, полный набор. По прейскуранту.
Д.Ю. Многие зрители не поймут. А кем был, должность?
Вячеслав. Начинал я с оперативника. Я окончил Университет МВД Петербургский. Начинал оперативником, потому не справился с поставленными задачами и перевели меня в “мальчики по вызову”, “02”, круглосуточно. Была такая должность интересная “дежурный по разбору с доставленными и задержанными”, по работе с доставленными и задержанными. Это тот, кто как раз “02” набираешь, замученный офицер, максимум старший лейтенант, который приезжает. Ну, иногда участковый это делает. Который приезжает, семейные скандалы разруливает, трупы описывает и прочее. Ну, вот в 21 год я там семейные скандалы, очень в удовольствие, конечно, было разруливать. Но год я отработал почти, и мне совершенно это не понравилось, и я собрался уходить. Я собрался уходить в народное хозяйство. Поступил на “заочку” на философский факультет СПбГУ. В удовольствие, так сказать, поучиться.
Д.Ю. Какой-то ты подозрительно умный для милиционера.
Вячеслав. Да ну, какое там. Полно на самом деле. Тщательно просто скрываемся. И поступил. Это, в общем-то, и было частично причиной того, что из оперов-то меня попросили. Не сработались в этой связи. Оказывается, надо было разрешения спрашивать у руководства, чтобы поступить на высшее образование. А парень-то был борзый, сказал, что: “По конституции имею право свободное“.
Д.Ю. Погорячился.
Вячеслав. Погорячился, да. Не жалею, ни разу. Вообще, это отдельная история. Служба в 68-м отделе милиции, это было очень интересно. Заслуживает, наверное, книги.
Д.Ю. Везде интересно.
Вячеслав. Да. И случился такой поворот судьбы, совершенно невероятный для меня лично, на тот момент. На территории умер сотрудник ФСБ. Это была моя смена. Конец моей смены. И я поехал описывать труп. Приезжаю, стучусь в дверь вызвать понятых. Открывает дверь задорный такой мужик. Сразу видно, что из силовиков, такой “с огоньком”, который оказался начальником саперного отдела ОМОН. Было 6 часов утра, мы с ним побеседовали. Результатом этой беседы стал мой перевод в Питерский ОМОН.
Д.Ю. Вот с кадрами-то умеют работать.
Вячеслав. Да. Притом меня совершенно поразило потому, что для меня ОМОНовцы, это какие-то были... Я не скажу, что с пиететом, с одной-то стороны, но с другой какие-то люди такие, которые для меня, наверное, сверх. Я “рукопашкой” не блистал особо никогда. Подвигов не совершал. С чего бы вдруг? Все-таки спецподразделение, без всяких-яких, как говорится. И был долгий такой достаточно перевод. В мае меня пригласили, пособеседовали. И, как сейчас помню, собеседование заключалось в разглядывании мною книги “Атлас минно-взрывных ранений”. Я листал, он красивый, красочный такой.
Д.Ю. Мотивирующий.
Вячеслав. Да, мотивирующий невероятно. Значит, с фотографиями. Я на это все смотрю, ноги, руки оторванные и прочие органы, дорогие мужскому сердцу. Он смотрит на мою реакцию. Тут, конечно, помогло, что я в 68-м отделе милиции поработал. Мой рекорд – шесть трупов в день. Всяких разных. Поэтому это не вызвало у меня какого-то ужаса. На меня посмотрели, после этого заместитель начальника отдела, личность колоритная весьма, подошел ко мне и сказал: “Значит, так. Один грамм тротила отрывает один палец, понял?” Я говорю: “Понял”. – “Ну, все. Иди документы подавай”. Вот, собственно, и все, 31 июля 2003 года я оказался в Питерском ОМОНе.
Д.Ю. И как там, приступили к обучению тебя? Как этому делу учат?
Вячеслав. Ну, есть цикл военно-прикладных дисциплин. Такой город Брянск, замечательное место для страждущей мужской души.
Д.Ю. Все условия созданы.
Вячеслав. Все условия созданы абсолютно. Брянск, это легенда. Это в душе каждого сотрудника инженерно-технических отделов и отделений ОМОНа, которые нынче канули в лету. Потому, что в Росгвардии все будет по-другому, я в это верю.
Д.Ю. Я могу тебе страшное рассказать. Поскольку я служил раньше, я присутствовал при организации ОМОНа. Поступила разнарядка для всех подразделений, выделить людей для организации нового подразделения. И, как ты понимаешь, туда выделили именно тех, от кого хотели избавиться. Поэтому отношение очень долго было специфическим.
Вячеслав. Но надо же понимать, что избавляются и от людей инициативных, в том числе. Коих в ОМОНе всегда в достатке. И это, пожалуй, хорошо. Для спецподразделения это важно, некая независимость позиций определенная, неприятие авторитетов каких-либо.
Д.Ю. Конечно. Но служить так непросто.
Вячеслав. Служить непросто. Ну, спецподразделение. Ничего не скажешь. Это же не просто “бей-беги”, еще и мировоззренческие моменты определенные.
Д.Ю. Тем более, что ты уже был философски подкован.
Вячеслав. Ну, да. Я уже начинал подковываться философски, в 2005-м я получил, так сказать, в Альма-матер...
Д.Ю. А как вот ты сразу посмотрел на минно-подрывное дело? Как на что-то людоедское или как на сферу приложения интеллекта?
Вячеслав. Вообще было интересно потому, что мы очень много и долго обсуждали внутри подразделения... Это был какой-то момент, как-то отрабатывали психологически этот вопрос: “А зачем я здесь?” На него до конца, наверное, ответить не может. И я не могу, до сих пор. Чтобы я был каким-то прожженным копателем чего-то, да никогда. Я вообще мечтал стать палеоклиматологом. Так, если что. Но в те времена, в 1990-е это было равносильно самоубийству, к сожалению. На выбор повлияло многое из того, что мы пережили в “святые” 1990-е. Как Наина Ельцина сказала недавно. Ну, и собственно говоря, мы задавались этим вопросом: “Зачем здесь, как?” Ну, и до конца... Когда молодой, хорохоришься: “Да если моя жизнь спасет там больше, чем одного, я буду рад”. Да мы все там... Тельняшку рвать, стучать себя в грудь. Я не знаю, сейчас на этот вопрос я ответить так однозначно не готов.
Д.Ю. Ну, это ты вырос просто.
Вячеслав. Да. Чем глубже ты в это погружаешься, тем больше вопросов и меньше ответов. То есть, сначала вроде понятно, тут черное, тут белое. Тут свои, там чужие, “в атаку, ура”. Все, понеслась. И это правильно, так оно и должно быть. Поэтому, собственно говоря, любые такие действия и мероприятия, это удел молодых.
Д.Ю. “Лекарство против морщин”. У Цоя день рождения был. Гениальная строка.
Вячеслав. Да. Действительно гениальная строка, ничего не скажешь. И сейчас уже сложно на этот вопрос ответить. Но тогда мы испытывали сопричастность к чему-то большому, по-настоящему. К великому.
Д.Ю. Это оно и было, я тебе страшное скажу. Большое видится на расстоянии. А чему сначала учат, как поставить мину или как снять?
Вячеслав. А все вместе. Сначала учат кидать гранату.
Д.Ю. Зачем?
Вячеслав. Не знаю. Психологический барьер. Не все кидали, оказывается. Да и я, положа руку на сердце, гранаты только на картинке видел. А тут тебя приводят на полигон, дают в руку, говорят порядок действий. После этого кольцо же бросать-то нельзя, его положено сдать. То есть, не просто все. Помечено же все. По количеству шплинтов и колец предохранительных считают, сколько гранат сожгли. Их списать-то по-другому как? А у нас же из кино всякого понатаскают. Зубами рвать, посмотрел бы я в жизни на это. Шплинт он же загнут, его так зубами не вырвешь. Хотя, кто знает, может на адреналине и вырвешь, по-настоящему если. И собственно говоря, выхожу я помню на полигон, дают мне гранату, причем свето-шумовую. Не до конца нам доверяли. Ну, ОМОНовцы, СОБРы. Что возьмешь? Чуть повзрослее, чем старшая группа детского сада, когда на полигоне, себя ведут. Нет, со всем пиететом, парни, красавцы, всех люблю и уважаю. Но это так, надо признать. Инфантилизма в нас выше крыши. Дают гранату свето-шумовую, я ее бросаю, кольцо бросаю в траву. И мне въелась под кожу эта фраза, полковник Захаров, на нем все держалось, если бы не он, спились бы все... И он держал всех в кулаке, он командовал, если не ошибаюсь, понтонным взводом. Обидится еще. Батальоном. Он понтонер, такой очень серьезный. Он нас учил Брянскому колориту, и он мне тогда сказал, помнил всех, вот есть такие командиры, и через три года приедешь: “О, Питерский ОМОН, Вячеслав, рад видеть”. И он мне тогда сказал: “Вячеслав, запомните, профессионал не терпит суеты”. И это мне въелось и стало, в некоторой степени, девизом моим по жизни. Это золотые слова. Я очень благодарен. Из всего, чему он нас научил, это то, что в граните должно быть высечено.
Д.Ю. Отлито.
Вячеслав. Да, отлито. В мраморе.
Д.Ю. У меня был наставник, сантехник, Вадим Иванович, сильно пьющий. Который мне сказал, что-то я там заматывал в очередном унитазе, суриком мазал, он стоял рядом, смотрел: “Дима, делай всегда хорошо. Плохо само получится”. Тоже в этом была бездна смысла. Так, и вот ты научился метать гранату.
Вячеслав. Да, научился метать гранату. И понеслось, это довольно интенсивный курс. Надо буквально за два месяца успеть из людей сделать саперов, и это непросто. Это и преодоление психологических барьеров. Первую неделю, это “пугалки”. Причем это такие не нарочитые “пугалки”, не специальные. Это “пугалки”, которые тебе из жизни рассказывают. И реально были случаи, когда люди уезжали. Просто собирали вещи и говорили: “Ребята, это не мое. До свидания”. Брали и уезжали.
Д.Ю. Например, какие “пугалки”?
Вячеслав. Про работу саму. Примеров была куча, Чечня, в Москве сотрудник ФСБ подорвался, в Калининграде ребята погибли. Ну, судьба. И когда ты понимаешь, что не можешь иногда ничего с этим поделать, вроде ты все делаешь правильно, но время пришло тебе. Такое тоже может быть. И когда это все в совокупности человек начинает осознавать, он говорит: “Я не хочу”.
Д.Ю. И вы как в фильме “Солдат Джейн”: “Бью в колокол, что я больше не могу”.
Вячеслав. У нас этих американских понтов не было. Мы как-то к этому с большим энтузиазмом не относились. Единственно, с воспитательной точки зрения спорная такая штука была. Мы жили, этот цикл располагался вместе с тем, что на милицейском жаргоне называлось “школой дураков”. Это когда приходят сержанты после армии и их в милицейскую учебку, эти курсы шестимесячные, когда из любого человека делают милиционера. То, что мы между собой зовем “школой дураков”. Хотя тоже учатся люди там.
Д.Ю. По-доброму.
Вячеслав. Да. Ну, я позволю себе, надеюсь, никто не обидится. Откуда выходят сотрудники патрульно-постовых служб и так далее. Это первый такой этап отливки милиционера. И они смотрели на нас, и это было, конечно, весьма сомнительно.
Д.Ю. И называли вас “школой дураков”. В такое пойти.
Вячеслав. По всей видимости, да. Ну, понятно, что народ вырвался из дома, со службы, от жен. И, в общем, там неслось всякое. И с утра все были довольно помятые. Потому, что там ботаников было по пальцам одной руки пересчитать. А так народ уже с опытом, так уж со мной получилось. Нас молодых стали посылать из Питера. А в основном из регионов люди приезжали моего теперешнего возраста.
Д.Ю. То есть, они там тоже с нуля учились?
Вячеслав. Да. Занимали должности. Вот такие и уезжали некоторые. Я бы не удивился, если бы я сейчас, попав в такой “блудняк”, уехал тоже. Сказав, что у меня там дети, семья.
Д.Ю. С возрастом на такое смотришь несколько иначе.
Вячеслав. Да. Начинаешь соизмерять свои силы. Это же ты молодой пуленепробиваемый весь, “ха-ха, да что мы тут, все можем”. А чем старше, понимаешь, что предел-то, он есть. Собственно я и ушел потому, что почувствовал, вот он предел. Что я больше вреда приношу, чем пользы и уже пора.
Д.Ю. Ну, чему там тебя учили, например?
Вячеслав. Постановке минных полей, снятию мин.
Д.Ю. А вот сразу про постановку минных полей. Ты получаешь приказ где-то их поставить. Приказ письменный?
Вячеслав. Зависит от ситуации. Вообще надо понимать, что любые подразделения, особого, специального назначения - все равно баланс на лезвии бритвы. Если все делать как положено, то ничего не сделаешь. Поэтому, когда как, все зависит от ситуации. Мне повезло, я не воевал по-взрослому. Был в горячих точках, но они к тому времени уже остывали. Мы там ходили, хулиганили по–всякому, конечно. Были и задачи, мы их решали. Но это уже было не в том виде, слава Богу, и не так, чтобы мне по ночам что-нибудь являлось.
Д.Ю. А вот ты поставил мины, а на карте ты это как-то отмечаешь?
Вячеслав. Конечно.
Д.Ю. А карту куда-то сдаешь?
Вячеслав. Конечно, да.
Д.Ю. Не смотря на отсутствие письменного приказа, все равно, надо знать где это стоит.
Вячеслав. Ну, да, конечно. Как сдаешь? Периодически сдаешь товарищу, который тебя сменит. Есть, конечно, обмен информацией какой-то. Потом все равно это суммируется, суммируется по-разному. Когда я уже в народном хозяйстве уехал работать на Ближний Восток, и мне тоже довелось увидеть карты минных полей на Ближнем Востоке, на Ирано-Иракской границе, у нас академики по сравнению с тем, что там. Могу сказать.
Д.Ю. А мины какие?
Вячеслав. Да все, пехотные, танковые, транспортные. Учат тебя по полному курсу, в соответствии с, фактически, учебником сержанта инженерных войск.
Д.Ю. А нынешняя мина, она какая, железная, пластмассовая, обнаруживаемая, не обнаруживаемая? Извлечь можно, не извлекаемая, как там? Мина под миной?
Вячеслав. Лучше ничего не извлекать. Да, конечно, мина-сюрприз.
Д.Ю. А всякие “охоты”, “шлагбаумы” были, не были?
Вячеслав. Были.
Д.Ю. Они до сих пор секретные?
Вячеслав. Конечно. К сожалению, есть, что рассказать, но нельзя. Есть еще вещи, о которых надо помолчать. “Не время, брат”. А сейчас тем более.
Д.Ю. Вот если ты сам свои поставил, ты приблизительно знаешь, где это, что. А чужие как снимаешь?
Вячеслав. Свои ты поставил, ты знаешь точно. Я даже до сих пор помню, мы ставили небоевые, “сигналки”. Я до сих пор помню, где они стояли. Вот в Чечне. Я могу закрыть глаза и пройти.
Д.Ю. Я, кстати, не очень давно купил тут... Я достаточно долго после увольнения покупал всякие книжки. И вот там очередной труд про борьбу с терроризмом, минно-взрывным. Открыв, немедленно обнаружил картинки растяжек, ловушек, пришел вообще в глубокое изумление. Объясняется там как это делать. Это для кого?
Вячеслав. Года до 2005-го, пока гайку не закрутили, такое у нас творилось, полная идиотия. Реально.
Д.Ю. Ну, вот как ты знаешь, что ты заходишь, а там мина-ловушка?
Вячеслав. Есть некий комплекс мероприятий, связан он скорее с превентивными мерами. Нежели, чем с какими-то активными. Потому, что если ты подозреваешь, что здесь что-то есть, не фиг туда идти. А если очень надо, то дистанционно, по всякому, можно это дело отработать.
Д.Ю. А как ты это делаешь, веревочку привязываешь?
Вячеслав. Да. А ничего умнее не придумали с тех пор.
Д.Ю. Согласен.
Вячеслав. Да. Чем проще вообще, тем лучше. Все то, что вызывает обычно восторг в фильмах, заокеанских, когда шесть тысяч миллионов проводов, какие-то таймеры, микросхемы. Вот это все, как подумаешь...
Д.Ю. Понять нельзя, таймер-то, зачем время показывает, это для кого?
Вячеслав. Вот-вот, совершенно верно. Всегда есть простые методы, которыми можно это все сделать, если вообще это надо. Если очень надо. Ну, а дальше понятно, профессиональные секреты. Не буду раскрывать.
Д.Ю. Ты нам ничего не рассказываешь, что-нибудь расскажи, елы-палы.
Вячеслав. А так, да, веревочка, и вперед, погнали.
Д.Ю. А труп с гранатой Ф-1 под мышкой?
Вячеслав. Веревочкой привяжи за ногу, подергай. Ничего нового. Тем более это труп, ему все равно. Можно там пострелять, еще что-нибудь такое сделать. Какие-то активные действия, не вовлекая свои конечности в этот процесс. Издалека. Чем дальше, тем лучше.
Д.Ю. А вот ты смотрел художественный фильм “Повелитель бури”? Восемь снарядов гаубичных из земли вытащил. Я в этом месте закричал от восторга.
Вячеслав. Я тоже. Сейчас меня парни ругать будут, 100 процентов. Но я хочу сказать, что на мой взгляд, фильм хороший. Да, с профессиональной точки зрения, туфта, понятно. Любой фильм с профессиональной точки зрения – туфта. Но он так хорошо передает в определенных моментах атмосферу, раз. И два, концовка просто потрясающая. Она меня потрясла. Выдает природу Афганистана, Чечни, Ирака, Вьетнама, какого хочешь синдрома. Когда он говорит: “Чем старше становишься, тем меньше вещей, которые тебя привлекают по-настоящему”. И рампа опускается, погнали следующий заход. Это действительно так, это настолько сильно отражает реалии.
Д.Ю. Мне, собственно, именно это в кино и понравилось. Тем, что эти дурные метания закончились тем, что: “Я поехал обратно”. И это там, в отличие от здесь.
Вячеслав. Да. Меня выручил парус.
Д.Ю. Что это?
Вячеслав. Я занялся парусом, занялся яхтингом.
Д.Ю. Спортом?
Вячеслав. Нет, не спортом, скорее туризмом парусным. И вот меня смог вылечить парус через какое-то время. До этого все равно была какая-то тяга. Потому, что все равно там как-то жизнь понятнее.
Д.Ю. Что-то мы с тобой далеко забежали. Это надо на конец оставить. А вот на нем жуткий намордник надет, костюм. От чего-то спасает?
Вячеслав. Да, спасает. У нас есть наши костюмы замечательные, которые спасают. У них - их костюмы. Что-то у наших хорошо. Что-то у них хорошо. Что-то у них не доработано.
Д.Ю. А что такой костюм может удержать, какой заряд?
Вячеслав. Ну, если граната Ф-1 взорвется рядом, можно выдержать.
Д.Ю. А он из чего, кевлар?
Вячеслав. Кевлар, да. Там многослойная такая. Причем это у них девятое или десятое поколение этих костюмов. Он, конечно, очень комфортный, западный. Наш такой, потяжелее.
Д.Ю. Как положено, Советские микрокалькуляторы самые большие в мире.
Вячеслав. Да. Наш костюм порядка 40 килограммов. У него в комплекте идет такой замечательный шлем. Когда-то это был штурмовой шлем, “Маска Щ”, тяжеленный. Ну, сейчас современные, они поинтереснее. Но поговорим о старых. Там все классно, главное не застегивать подбородочный ремешок потому, что голова улетит вместе с каской. Точнее, со шлемом, касок у нас нет.
Д.Ю. У немцев, знаешь, у них шлемы с рогами были. Все думали, что это рога, а на самом деле это штыри, на которые лобовая пластина надевалась. Чтобы башку не пробила пыля. Ломало шеи, когда попадало. Никто не носил.
Вячеслав. Это вот частая, по-моему, история, когда разработчики забыли, что в это все еще человек должен поместиться. А у человека кости, хрящи и прочие разные неудобные штуки. Понятно, что западный сумрачный гений зашел тоже далеко. У них костюм легче, я рискну предположить, что он меньше защищает. Немного меньше. Но в нем работать удобнее. У него есть невероятно классное качество, если ты вдруг загорелся, ты его можешь снять одним движением. Как в этих фильмах, супермен бам, и в костюме. Вот примерно так это можно сделать с этим костюмом. С нашим костюмом, если загоришься, надо вызывать наряд пожарных, чтобы потушить.
Д.Ю. А зачем он горит?
Вячеслав. Если вдруг, есть же не только... Ты когда работаешь с каким-то предметом, с каким-то объектом, ты же не знаешь, что там внутри. Это же не обязательно будет взрывчатка. Это может быть зажигательный какой-то состав. Кто знает, что туда напихали. Поэтому с психологической точки зрения, на мой взгляд, те парни, которые подходят к объекту, они уже подвиг совершили. Он же не знает, что там. Он сам себя уже преодолел. Поэтому и подвиг. А фуфло, не фуфло, это ты только когда разберешь, узнаешь. Вот такая история. Причем психологически, что самое интересное, и по копателям это видно, за 11 лет службы я для себя такую статистику уже составил, на чем-то большом и глобальном редко подрываются. Спотыкаются всегда на чем-то малом, на какой-нибудь ерунде. У нас это обычно случалось на порохе.
Д.Ю. Порох, это в смысле пороховой заряд?
Вячеслав. Ну, бывает надо уничтожить там порох. Или там что. По уголовным делам проходит. В Питере был такой аттракцион у бомжей, порох сдать и уехать к “хозяину” зиму перезимовать. Когда-то такая история. Это же все копилось, его надо уничтожать, списывать, утилизировать. Приезжали, утилизировали. Это ж порох, это не взрывчатка, чего там. Пум, и нет бровей. Пусть парни не обижаются, большой секрет, наверное, выдал. Мы, понятно, это дело не афишировали никогда. Но пантенол, солазол, это в холодильнике всегда стояло.
Д.Ю. У меня товарищ... Мы потрошили пороха тоже, будучи детьми, насыпали это в таз и решили сжечь на чердаке. Там такая коморка при входе была. Поскольку спешка, спички, скорее елы-палы, то есть, он один залез внутрь, мы были снаружи, товарищ бросил спичку в таз. А так-то он маленькими кучками прикольно горит, а когда много... Этот зажался в угол, физиономию закрыл, ну, и все руки у него вот так сгорели. Такая кожа потом страшная была. Не шутки. Считай, легко отделался.
Вячеслав. Не шутки. Когда работаешь долгое время с взрывчаткой, порох психологически не воспринимается и люди расслабляются. А расслабляться в нашем деле – последнее дело. Есть там всякие поговорки: “Известно, сапер ошибается один раз”. На самом деле не один раз, а трижды. Первый раз, при выборе профессии. Второй раз, обычно, при выборе жены. Ну, а третий раз лучше не ошибаться. Ну, есть такое правило: “Каждый раз, как первый раз”. Вот ты каждый раз идешь, надо себя заставлять думать, что это твоя первая работа. Тогда все нормально. Такой здоровый адреналин, здоровый страх. Ты его преодолеваешь, но ты его чувствуешь при этом. Он должен быть твоим союзником, а не врагом. Не паника. Опасливость твоя, назовем это так. Она должна быть. Если ты это потерял, пора тебе, пора, брат, пора.
Д.Ю. А это сами понимают или как?
Вячеслав. Кто понимает, кто нет.
Д.Ю. А в коллективе как-то обсуждается?
Вячеслав. Последнее время, все меньше. Вообще, когда я пришел в отдел, это были сверхлюди. И для меня они до сих пор сверхлюди. Это саперы. Я понимаю, что мы по сравнению с ними школота полная. Это люди из 1990-х, не в смысле бандиты, а в смысле... Там самодельные взрывные устройства были раз в неделю, как минимум. То есть, у каждой смены...
Д.Ю. В эти “святые” годы...
Вячеслав. В эти “святые” 1990-е, да, у саперов было много практики. Такой, серьезной. Я смотрел, читал эти журналы, у нас есть архив очень неплохой. Я уверен, что он сохранился. Видеокассеты надо бы оцифровать будет. Работа наших парней, первого набора, это что-то невероятное. Я понимаю, что я так не мог. Ну, и уже надеюсь, что никогда и не придется. Я не стремлюсь, хотелось бы мирного неба над головой. Надеюсь, что и не смогу. Но это были люди невероятные. Они образованные. Потому. что все делалось по наитию. Середина 1990-х организовали такое подразделение. Это был большой эксперимент по-хорошему. Сотрудничали с разными ВУЗами. И, в общем, там ребята очень серьезные по уровню подготовки. Я до сих пор преклоняюсь перед ними. И у них был соответствующий коллектив. Их называли, ну, и нас по инерции потом тоже, и не только по инерции, мы, наверное, тоже чего-то заслуживали, “маленький отряд в большом отряде”. Это отдельная железная дверь и там все, свой мир. Совершенно другой, он не такой, как за этой дверью. Все, начиная с запахов потому, что все равно взрывчатка там у нас.
Внутри есть музей, его не раз по телевизору показывали. Это же все тоже как-то фонит, пахнет. И вот этот запах, я закрою глаза, вспоминаю мгновенно. И все пропитано атмосферой такой своеобразной. У нас не признавались чины и звания, кроме непосредственно начальника отдела и заместителя. И то, им больше сочувствовали потому, что они вынуждены нести эту дурацкую административную функцию. Вместо того, чтобы заниматься любимым делом, ездить на выезды и балдеть от того, что ты делаешь. Потому, что ощущения невероятные, я помню, как мы взорвали свой первый... Это была минометная мина, которую мы нашли. Но это отдельная история.
Д.Ю. Она ужасна?
Вячеслав. Нет, она прекрасна. Она была прекрасна с начала до конца. Но это ощущение покруче, чем секс, хочу сказать. С высоты прожитых лет. Что-то в этом есть, какая-то эйфория. Ты победил эту штуку. Не важно, что это. Важно, что это взрывается, это опасно. Это может быть снаряд, а может быть самоделка. Самоделка, это как высшее проявление саперного искусства. Обезвреживание самодельных взрывных устройств. Но даже там простой какой-нибудь снаряд, граната, когда ты ее взрываешь на полигоне, это такой кайф и полет, долгое время испытывал. Потом, когда это стало обыденностью, не самоделки я имею в виду в данном случае, у нас эхо войны весьма богато представлено в нашем регионе. И курьезы встречаются. Землю вот с Синявинских высот как-то привезли для облагораживания территорий придомовых.
Д.Ю. А там?
Вячеслав. А там все, что хочешь. Когда это становится обыденностью, уже притупляются чувства, и ты старше становишься. Но поначалу, года три, этот кайф держится невероятно. Потом появляется какой-то другой, профессиональный интерес. И в старых добрых милицейских традициях, как было у оперов, три года ты права голоса не имел, не то, что там чего-то. Через три года с тобой разговаривать взрослые дяди начнут, а так бумажки пиши, бегай.
Д.Ю. Это не потому, что ты дурак.
Вячеслав. Это не потому, что ты дурак, ты стараешься. Это очень дельная и правильная вещь была. Институты наставничества, причем не такого, на бумаге, оно же было настоящим. То же самое у нас в подразделении было. Сидели такие матерые мужики. И когда я пришел, это совершенно не рай для карьериста, Саперный отдел ОМОН. Он называется Инженерно-технический отдел ОМОН. Там не только саперы, там и водолазы. И альпинизм был, он в какой-то мере и есть. Но водолазное дело очень развито. Когда ты приходишь, там сидят матерые мужики, они тебя насквозь уже видят. Поначалу с каждой сменой поработаешь, на тебя посмотрят, что ты за человек. Человека видно хорошо и довольно быстро на нашей кухне. Это делалось вообще легко и непринужденно. Потом, когда я выступал в роли некоего арбитра, тоже смотрел на людей и понимал, что это просто как тополь на Плющихе. Он перед тобой, смотри, верти как хочешь, все понятно. Правда, скажу, что откровенных уродов и не было. Но и такие, с гнильцой, не задерживались. Ну, и скатертью дорога. Всего хорошего всем, но реально не задерживались.
Д.Ю. Или скатертью по жопе.
Вячеслав. Было всякое, было разное. Просто служба, которая связана с такими вещами, не блатная ни разу ведь. Она позволяет людям раскрываться. У нас прекрасные человеческие отношения, они именно человеческие. Как я говорил, ни званий, ни чинов не было. Считался только опыт. И когда я тоже имел отношение к руководству отдела, я держать старался эту марку. Когда приходил человек, я ему говорил: “Ты офицер, но ты будешь за этим прапорщиком бегать и носить чемоданы, пока он мне не скажет, что ты чего-то достоин. И пока мне не ответишь на все мои вопросы”. И это правильно.
Д.Ю. Это же не с целью унизить.
Вячеслав. Конечно. В нашем случае это правильно и очень эффективно работало. Это позволило и позволяет до сих пор этому подразделению быть, без ложной скромности, одним из лучших и одним из активно работающих подразделений в России. Работы у нас полно, по “эху войны” полно и сейчас прибавилось.
Д.Ю. А вот когда самодельные взрывные устройства, ты, соответственно, часто сталкивался. Большую часть кто делает, специалист или лох, которого научили?
Вячеслав. Специалист, конечно.
Д.Ю. То есть, лохи даже не берутся, или что?
Вячеслав. Ну, во-первых. Да так не принято никогда было. Носишь чемоданы и носи. Твоя задача такая, а моя задача работать, например. Я вот представляю ситуацию...
Д.Ю. Я, наверное, неправильно сформулировал вопрос. Кто изготавливает самодельные взрывные устройства? Это специалисты делают или “чайники”, которые насшибали верхушек каких-то?
Вячеслав. Слава Богу, больше дураков пока у нас. Но не стоит на это уповать.
Д.Ю. А вот интернет в этом деле помогает? Книжки перестали продавать, а в интернете как?
Вячеслав. Сейчас, слава Богу, не помогает. Мало того, я могу сказать, что и книжки, которые продавали, в них много было всякой информации, но часто там прикладывали руку соответствующие люди, которые делали так, что “Поваренная книга анархиста” тебя не привела к положительному результату. Поэтому иногда, когда случаются всякие взрывы в домах с молодежью, эту книжку они почитали.
Д.Ю. Она помогла.
Вячеслав. Да, она помогла. Это я, конечно, преувеличиваю немножко, шучу. Но, тем не менее, нет, не помогает. Но есть террористические организации, в которых этому учат. Я видел дневники, по чеченским временам, террористов, они по американским лекалам. Что мене дает право так думать? Они используют классификацию взрывчатых веществ, взятую из англо-американской литературы. Очень меня забавляла при этом форма доказательства того, что изделие, которое предлагается к изготовлению, рецепт выдан... Обязательная концовка примерно такая: “Я Ахмед, клянусь, что когда мой друг Махмуд это сделал, все сработало. И проклятые кяфиры отправились на тот свет”. И этого достаточно, Ахмед говорит, что нормально.
Д.Ю. Это ты английский язык знаешь?
Вячеслав. Да, есть такое.
Д.Ю. Первого вижу в своей жизни милиционера, который знает английский язык.
Вячеслав. Да ладно. В Университете МВД есть отдельная группа подготовки сотрудников для Интерпола. Вот я ее и заканчивал. Благополучно.
Д.Ю. Ловко везде проник. А говоришь не блатной. Есть чуть-чуть?
Вячеслав. Чего уж там говорить. В Университет МВД в принципе сложно попасть. Назовем это так.
Д.Ю. Ну, я не знаю, конечно, у нас это... Ну, вот ты сказал, там же действительно...
Вячеслав. Надо быть лучшим из лучших, надо показать хорошие оценки. Диктант, литературу. Диктант, точнее, сочинение не дают.
Д.Ю. Я в средней школе милиции учился, я туда не дошел. У нас надо было сочинение написать. Я сразу задал вопрос: “Мы за красных или за белых?” Как только понял, сразу получил пять. И историю еще надо было. По истории сначала можно было почитать учебник, а потом красиво рассказать. Я не думал, что учиться так интересно.
Вячеслав. Методичку. Главное иметь методичку. Я до сих пор помню, у нас такой полковник, уже пенсионного возраста по истории преподавал. Ну, он не преподавал. Он сначала принимал экзамен вступительный и мне попался вопрос “Десять Сталинских ударов”. Вопрос интересный, но я половину позабыл.
Д.Ю. И вдруг такой вопрос.
Вячеслав. Да, я до операции “Багратион” помнил, а дальше там “Висло-Одерская” и так далее, я поплыл. И я сижу и думаю, как вывернуться. Не знаю, память так интересно устроена, когда-то выкидывали книжки в школе, было это время в “святые” 1990-е. Старую литературу вон, будем жить “по-новому”.
Д.Ю. Приведу набивший оскомину пример. У нас, когда ликвидировали Ленинские комнаты, у нас шредеры для уничтожения секретной документации и, соответственно, бочка во дворе, в которой мы это жгли. Ну, и мне, как оперуполномоченному при бочке поручили спалить всю библиотеку из Ленинской комнаты. Только Гитлер таким занимался, жег книги. Гаже этого преступления представить невозможно, а оказывается можно.
Вячеслав. Не то слово. Слава Богу не дошло у нас до того, что жгут людей после этого.
Д.Ю. Пока.
Вячеслав. С языка снял. Но надеюсь, что не дойдет. Постараемся как-то.
Д.Ю. А вот скажи, у нас граждане постоянно... Не буду углубляться, но ряд граждан у нас считают, что вообще ничего не делается.
Вячеслав. Мы не хорьки. Кстати, “жемчужный” прапорщик был у меня в группе энное количество месяцев.
Д.Ю. А где теперь?
Вячеслав. Ну, сейчас на вольных хлебах, на пенсии.
Д.Ю. Жив-здоров?
Вячеслав. Да, слава Богу. Вадик Бойко. Понятно, что перегнул палку, да, психанул. А как тут не психанешь? Мне сколько раз бабушки в спину в магазине... Приехал, отработал, кучу снарядов перегрузил, еще чего-нибудь сделал. В общем ты в глубине души уверен, что так-то хорошее дело сделал. И в магазин заходишь, у нас там, то ли “Дикси” был рядом с отрядом, по-моему, я уже забыл. Ну, какая-то “Пятерочка” там была, не сочтите за рекламу. Заходишь, а тебе бабушка в спину: “Фашист”. Не раз так.
Д.Ю. Рожу наел, на тебе бревна возить.
Вячеслав. Вот, точно. Бездельник. И как-то так... Я понимаю, почему Вадик психанул. Тем более, зная Вадика. При этом я его понимаю. Он неправ, что психанул, но почему он это сделал, я понимаю.
Д.Ю. К ответственности привлекли, обсуждать по большому счету нечего. Мне вот тут один недавно “не хорек” орал, рассказывал, что: “Вся вот эта чушь, вся ваша дурацкая оперативная работа, абсолютно никчемная. Как известно любому либерально мыслящему гражданину. Она никаких результатов ни дает и вообще ничего не приносит”. Вот скажи, пожалуйста, часто доводилось работать с некими предметами, чтобы факт, обнаружения предмета, работы с предметом, ликвидации предмета, чтобы он, допустим, не попадал в СМИ?
Вячеслав. Естественно, и это нормально.
Д.Ю. А где оно происходит, в квартире, в домике, на улице?
Вячеслав. Правил нет.
Д.Ю. Но есть статистика.
Вячеслав. Правил нет, статистика есть. Это хорошо, что нашей работы не видно. Потому, что если нашу работу видно, как это: “Вид бегущего военного в мирное время вызывает смех, а в военное время панику”. Хорошо, что наша работа до сих пор не сильно видна. Когда нашу работу видно? Вот 3-го апреля было видно нашу работу.
Д.Ю. А что произошло?
Вячеслав. Когда взрыв в метро у нас в Питере был. Когда парни работали там, ездили, в общем, носились. Благодаря этому еще несколько взрывов не произошло. Как мы знаем из СМИ. Я тоже теперь узнаю из СМИ. Отошел от дел энное время тому назад. Но, тем не менее, когда нашу работу видно, это плохо. Когда о ней сообщаю в СМИ, это тоже плохо, на мой взгляд. Должно быть все сбалансировано. Чем же либеральная общественность у нас грешит обычно? Они же смотрят на все под своим каким-то углом. Человеческая психика, на мой взгляд, я конечно не инженер человеческих душ, но так, стоял рядом иногда, видел кое-что. На мой взгляд, что у тебя внутри, то и снаружи. Ты и цепляешься. Ты, допустим, хочешь купить машину какую-нибудь, “Audi”, например. И ты начинаешь видеть в потоке это “Audi” все время. То же самое и тут, кричат они, что церковь мешает им жить. Вот мне не мешает вообще церковь. Я не знаю, попы в мою жизнь не лезут, я в их жизнь не лезу. Я верующий человек, когда чувствую нужду - пошел. Но я не скажу, что на меня кто-то давит в этой связи. Тут то же самое. На мой взгляд, в СМИ часто начинают рассказывать о том, что тут съездили, там чего-то сделали, тут чего-то обезвредили. Особенно на Ленинградском фронте, это же можно каждый день рассказывать.
Д.Ю. Ну, мегаполис.
Вячеслав. Да, что-то происходит. И вот если мы все это в СМИ прочтем, это вот то, что было в “святые” 1990-е. Когда у нас кроме криминала по телевизору ничего не рассказывали. Ничего хорошего не происходило как будто.
Д.Ю. Вот отдел Уголовного розыска. Вот каждый понедельник туда приходят специальные книжечки: убийства, разбои, грабежи, кражи. Там пока первую часть книжечки прочитаешь в понедельник, остатки волос пригладишь, мать честная, в городе война, война натуральная. Потому, что валят всех без разбору и в каких-то промышленных количествах. Я честно говоря не знаю, надо ли людям про это рассказывать?
Вячеслав. Это то же самое. Давайте будем про крупнейший в Европе центральный городской морг, на Екатерининском, 10, рассказывать. Сколько сегодня привезли, увезли. Ну, чернуха. Что криминальная наша сводка. Когда-то обществу надо много чернухи, наверное.
Д.Ю. А про подготовку террористических актов, тут от меня вообще ускользает. Вы действительно хотите это знать? Что вокруг вас происходит? Вот оно не произошло и, слава Богу. А, грубо говоря, в процентном соотношении, что попадает в СМИ, что не попадает в СМИ?
Вячеслав. Ну, сейчас сложно уже судить. Так трудно статистику взять. Потому, что разное было время. Я жил в эпоху, когда наконец-то пошел порядок. То есть, я имею в виду, что профессиональная моя карьера сложилась в относительно такое, спокойное время. Ну, действительно громкое что-то такое, резонансное – шило в мешке не утаишь. Оно все равно всплывает. Какие-то вещи полусумасшедшие, в урне что-то оставили, мы приехали, разобрали и, слава Богу. Ну, конечно, наверное, большую часть не рассказывают. Я скажу так. Просто потому, что это либо не интересно, есть куча других информационных поводов поинтереснее, либо не надо. Два момента. Если мы каждый день будем говорить, что группа саперов обезвредила очередную мину, то это будет как с американской лунной программой, когда никому уже было не интересно. Примерно то же самое и здесь: “А, опять? Ну ладно”. А так, достаточно для того, чтобы держать людей в тонусе. В смысле осведомленности о том, что: “Ребята, будьте осторожны. Смотрите по сторонам и не надо брать то, что не вы тут положили”. Что случается, причем регулярно.
Д.Ю. А вот в городе Москве, в метро, может бывал, у них там на каждой станции на боку лежит здоровенная бочка, у которой крышки там болтами прикручены. Она спасет?
Вячеслав. Взрывозащитный контейнер. От чего-то спасет, от чего-то нет. Вообще, это такая... Это проблема. Это проблема, чего в действиях уполномоченных лиц по закупке оборудования больше, стремления к безопасности или к чему-то другому.
Д.Ю. Вызвало удивление, ты знаешь.
Вячеслав. Когда в первый раз пропихивали идею поставить рентгеновские комплексы, на станциях метро, это такая байка в кулуарах ходила, но я позволю себе ее рассказать. Один из высоких руководителей Петербургских, это было на большом “хорале” Московском, москвичи там: “Надо, все. На каждой станции, давайте, вперед, ставьте эти комплексы”. Протолкнули ребята, стоят эти комплексы. Мне интересно, что они там видят в них. И видят ли вообще, что-то я сомневаюсь глубоко.
Д.Ю. В аэропортах людей проходит больше. И оборудование там стоит новее и лучше. Так вот, телефон включите, пожалуйста, фотоаппарат включите, ноутбук откройте, включите. А уж если что-то совсем серьезное, придет человек с тряпочкой посмотреть, что там у тебя.
Вячеслав. Нет ли на тебе следов чего-нибудь.
Д.Ю. Я как-то сомневаюсь.
Вячеслав. Вот о том и речь. Я как-то вот со своей колокольни, уж извините, кому-то на горло песне можем наступить, своими рассуждениями. Но в общем, на мой взгляд, тоже это как-то на “фуфломицин” похоже.
Д.Ю. А вот робототехника, если робот подкрадется?
Вячеслав. Робот, это хорошо, могу сказать. Очень хорошо, когда он новый. Плохо, когда он уставший.
Д.Ю. Нынешний робот, что может сделать?
Вячеслав. Роботы есть двух категорий. Могу сказать, роботы в нашей службе делятся очень четко. Есть биороботы. В милиции, знаешь, как только голливудские фильмы начали наводнять нашу жизнь, появилась давняя мечта. Сейчас она уже давняя, а тогда она заветная. Заветная мечта, что вот сейчас он подойдет к чемодану или к сумке, откроет, а там, в аккуратной хрустящей, зеленой пачке, аромат типографской краски Госдепа, сто лет Бенджамину Франклину, и, в общем, его карьера в органах удалась. До свидания. И как это: “Лучше с Петровым на Майорке, чем с майором на Петровке”. Как гласит народная мудрость. Вот это биороботы. Это первая категория. Как правило, не переводятся. Хотя лучше бы их было поменьше.
А вторая категория, это робототехнические комплексы. Они есть, их много, они разнообразные, они заточены под разные задачи. Но основных задач, в общем-то, немного. Первая задача, это разведка. Есть комплекс, который оснащен камерами, микрофонами, чувствительными микрофонами. Всякими разными. То есть, он подъезжает, ты можешь посмотреть, послушать. В отдельных случаях понюхать, чего хочешь сделать. В конце концов, он же у тебя ездит, ты можешь физически воздействовать на объект, просто наехав на него. Столкнув, сдвинув, если там стоят внутри датчики. На наклон, на движение и так далее. Попроизводить шум и так далее. Есть более сложные комплексы с манипуляторами, которые позволяют тебе залезать, расстегивать. Замечательная штука. Ну, у нас немного было специалистов такого уровня. Я знал одного, который мог яйца перекладывать и водку наливать на довольно старом робототехническом комплексе. В свое время ,когда приезжала американская делегация, мы там дружили, приезжал такой известный американский писатель и основатель их подразделения для крутых, Марсинко, по-моему, Ричард. У нас висел его плакат, они же любят, он там весь прямо такой. И книги его в ряд, как ордена. Висело у нас долго на стене. Мы тогда американскому морпеху налили рюмку водки. Было такое дело, давно.
Д.Ю. От нашего робота.
Вячеслав. Давно это было, сейчас уже не нальем.
Д.Ю. А вот он, говорят, плюется водой, наносит гидравлические удары.
Вячеслав. Это третий момент. Можно поставить разрушители, они есть. Гидроразрушители, когда можно ударом сработать. Разные другие изделия, резачки, как-то срезать выстрелом, еще как-то воздействовать. Ну, куча, картечью лупануть. Да, гидроудар штука эффективная. Правда, гидроразрушитель, это здорово, эффективно работает. Но без оболочки когда, надо взрывчатку, например, разбить. Там куча тактик действий. У тебя большой инструментарий методик, потом свои авторские наработки. Мне вообще кажется, что это какой-то сеанс медитации, когда ты с этой штукой работаешь. Потому, что там не очень понятно, где ты, где промысел, не твой. Не будем оскорблять чувства атеистов и прочее. Но что-то есть, за гранью такое. Потому, что адреналин, время растягивается. И вообще, все эти пироги, про которые пишут. Жизнь только, слава Богу, не проносилась ни разу у меня. При этом все остальное, да, есть, все атрибуты. Про то, что потом не очень понимаешь, ты ли это был. Кто это все сделал. Это да.
Д.Ю. А какой совет дадим гражданину, не дай Бог, идешь по улице, что-то взорвали или в метро?
Вячеслав. Если взорвали? Ноги, мои ноги, несите мою попу в обратную сторону. Что бы ни взорвали, это вредно, в первую очередь, для здоровья. Выделяются всякие летучие дикие соединения. Хотя мы вот любим этот запашок. Ну это на полигон когда придешь, у нас это называется “окропить снежок черненьким”.
Д.Ю. “Люблю запах напалма по утрам”. Этот фильм ты смотрел, “Апокалипсис”?
Вячеслав. Да, конечно.
Д.Ю. Все, все время цитируют про “запах напалма по утрам”. А он говорит другую фразу, которая гораздо главнее, которая привязана к тому, что этот, “Повелитель бурь”, где он, выдержав паузу, говорит: “А ведь когда-нибудь эта война закончится”. Глубокий смысл. Отвлеклись. Вот запах, вредные вещества.
Вячеслав. Да. И хотя там кричат обычно, что нельзя, 15 минут ждать, все равно бегут раньше времени, чтобы почуять его. Но, ничего в нем хорошего нет. Это вредно. Причем, если ты человек гражданский в доску и не отягощен знаниями по первой помощи, я не беру уроки ОБЖ, это весьма условно... Точнее, по доврачебной помощи, если правильно называть. Если ты всего этого не знаешь, стой в сторонке и не мешай другим. Отбежал в сторону, спрятался, почувствовал, что ты в безопасности. Мы же не знаем, сколько и чего взорвали, во-вторых, зачем взорвали, что последует за этим. Может и стрельба последовать.
Д.Ю. А могут и второй раз взорвать.
Вячеслав. Да. Могут и второй раз взорвать, совершенно верно. Поэтому в безопасное место, но при этом любая информация полезна для сотрудников соответствующих служб. И ты ее носитель, не надо прятаться, расскажи. Дождись где-нибудь, желательно в сторонке, потом подойди, скажи: “Я свидетель, было так-то, что помню”. Рассказал – спасибо. Честь тебе и хвала, ты свой гражданский и общечеловеческий долг выполнил. Молодец. Если ты этого не сделал, ну, на твоей совести.
Д.Ю. Немедленно, к слову, вспомнил упомянутых граждан либерального толка. Как-то в Белоруссии, в Минске, в метро какой-то дегенерат взорвал сумку. Принес с взрывчаткой, поставил, взорвал. И гражданка известного либерального толка сказала: “Он же сумку поставил, почему след от взрыва сумки круглый, а не квадратный?” Что можешь сказать?
Вячеслав. Законы физики учить.
Д.Ю. И эти люди запрещают нам ковыряться в носу.
Вячеслав. Точно. Ну, что делать, у меня бывают в удовольствие диспуты с такими людьми. Есть несколько приятелей, друзей, которые либерального толка. Мы садимся, им обычно приятно. Они говорят: “Ой, я сижу 2 часа с ментом и не подрался”. Тем более еще с каким, с ОМОНовцем.
Д.Ю. Не отметелили, так это должно звучать.
Вячеслав. Ну, уж ладно. Я стараюсь иногда с ними поговорить. Это действительно любопытно. Но когда мы начали беседу, я сказал, что сотрудники спецподразделений обычно отличаются инфантилизмом большим, но им далеко до либералов. Потому, что это ребята, которые, на мой взгляд, ничего не видят дальше собственного носа. Да и носа собственного ни видят. Сталкивался много раз, участвовал в демонстрациях. Естественно со стороны ОМОНа. И на футболе я за ОМОН болею всегда и поэтому не проигрываю. Не переживаю обычно за исход матча. Главное, чтобы парней домой пораньше отпустили.
Д.Ю. Да. Когда объясняешь, что если тебя запихали в некое усиление, что это твой выходной, дома семья, а я тут как дурак стою. И зачем вы ждете хорошего отношения и пытаетесь меня бесить, мне не совсем понятно. Ведите себя прилично, соблюдайте правила. Вот тут к нам приходил американский полицейский Михаил, там 17 лет отбарабанил, в городе Окленде. Настоятельно тебе рекомендую, уже, по-моему, четыре ролика выложили. Михаил всякое про американскую полицию рассказал. Человек, отменно владеющий русским языком, понимающий как устроено тут, как устроено там. Там таких вопросов даже не возникает. Сначала тебе скажут: “Отойди. Не надо здесь стоять, не надо здесь ходить”. А если не идешь, извини, это твое осознанное решение. Деревянные дубинки метр длиной. Телескопические железные, которыми можно и нужно бить граждан. Это простор какой-то.
Вячеслав. Вообще мы человечностью отличаемся, как это ни звучит издевательски для либерального слуха. Потому, что я могу совершенно уверенно сказать, что за время моей службы... Начал копировать твои интонации.
Д.Ю. Я дурно влияю.
Вячеслав. За время моей службы, принимая участие в большом количестве разных мероприятий. Мракобесий, всего прочего. От русских маршей, до гей-парадов. Наше подразделение, в том числе, курирует применение газов слезоточивых.
Д.Ю. Мы все читали “Закон о милиции”, ”Закон о полиции”. Где есть, в том числе, водометы с подкрашенной родамином водой.
Вячеслав. Изумительная штука, кстати. У нас Израильские, кстати. Самые лучшие в мире водометы сделаны в Израиле. Либеральной общественности стоило бы задуматься.
Д.Ю. У них еще была какая-то машина, которую заряжали камнями, она там пуляла.
Вячеслав. Я к тому, что это не дураки придумали, далеко не дураки.
Д.Ю. Ну, водометы, слезоточивый газ, собаки, которые могут всех кусать. Масса замечательных вещей есть. Но я ни разу не видел, чтобы поливали из водометов, нет, такого нет. Чтобы подкрашенной водой поливали из водометов. Ну, сейчас не надо, в интернете все хари определить это дело 3-х секунд. Они все время меня вводят в недоумение. Вот пять ОМОНовцев несут какого-то гражданина. Нога, нога, руку, рука и голова под мышкой. “Представляете, какие уроды?” Ну, если тебе не понятно, условный я один и гражданин один, гражданин будет сопротивляться, для начала ему неплохо нанести расслабляющий удар. Как правило, с размаха, ногой по яйцам, чтобы у тебя пропала тяга к сопротивлению. После этого выкрутить руки и волочь, чтобы ты выл, обгоняя собственный вой, взяв пальцами за глазницы, и вот побежали мы с тобой. Это один. Если их пятеро, ну, трое, двое, они стараются как можно меньше гражданину вреда причинить, чтобы он сам себе вреда не причинил, аккуратно отнести, положить. В автозаках они там селфи бомбят: “Смотрите, как у нас здесь прикольно”.
Вячеслав. Что характерно, селфи-то им бомбить разрешают. Тоже, кстати, момент. Вот я сомневаюсь, что в США или в Германии...
Д.Ю. Когда одноразовыми наручниками прикованный, лежишь мордой в пол. Там как-то не до селфи, по всей видимости.
Вячеслав. Там наручники даже на труп надевают. Потому, что кто его знает, труп он или нет.
Д.Ю. Что на уме там, не понятно. Как-то граждане, я не знаю, вообще относятся... Для меня это прискорбно. Я всегда слушаю, вот вы вообще не понимаете, что могло бы быть и что происходит на самом деле. А то, что происходит на самом деле, с вами обращаются с максимальной лаской, уважением, не побоюсь такого слова. Именно с уважением. Вас не бьют по головам, например, деревянными палками. А в ответ такая неблагодарность. Ну, по всей видимости, не за благодарность люди служат.
Вячеслав. Не за благодарность, точно. Я помню один из таких, 31-е число, любимый марш этот, 31-я статья Конституции. Запомнил на всю жизнь. Надо сказать, что я из семьи людей, которые “Ленинградская интеллигения”, как у меня один товарищ любит сказать. “Яблоко”, Явлинский, все дела. Поэтому трудно меня было уличить в свое время в симпатиях к закручиванию гаек. И, как у всех, одна половина в лагерях, а другая половина в надзирающих. Так вышло в жизни.
Д.Ю. Больше скажу, это нормально.
Вячеслав. Это нормально. Это Родина наша, она всякая. И не обязательно должна тебя всегда гладить по шерстке.
Д.Ю. А вот ты упомянул, что бывал в южных странах, жарких. А что ты там делал?
Вячеслав. Ну, это уже гражданский проект. Транснациональные компании крупные работают в южных странах. И наши в том числе.
Д.Ю. Там нужны такие специалисты, как ты?
Вячеслав. Конечно. Там Ирано-Иракский конфликт, три раза они границу проходили. Напихали всего. И снаряды, и мины, и минные поля. Это же все как-то надо осваивать.
Д.Ю. А ты как, сам руками, миноискателем?
Вячеслав. Нет. Мне довелось курировать. В интересах одной из компаний довелось курировать разминирование для обеспечения геологоразведки.
Д.Ю. А кто разминируют, местные, неместные?
Вячеслав. Тоже иностранные компании.
Д.Ю. А это частный бизнес нынче?
Вячеслав. Да. Нынче гуманитарное разминирование, это частный бизнес, крупные деньги.
Д.Ю. А это под крышей ЦРУ или они действительно там сами чего-то делают?
Вячеслав. Конечно, под крышей, это понятно. Да и любые западные нефтяные проекты... Нас это не сильно касается. У нас политика такая, порядочная. По отношению и к местному населению, это я могу абсолютно точно сказать. И по отношению к государственному строю, в котором мы, собственно говоря, присутствуем как бизнес.
Д.Ю. А у наших западных партнеров не так?
Вячеслав. А я скажу. Очень классно. Одна из американских компаний, крупная, гражданская вообще, никакого прямого отношения ни к каким спецслужбам. Не какие-то там частные компании, которые разминированием или охраной занимаются. Американская компания абсолютно гражданская. Есть должность, человек с гордостью говорит это название: “Я три года работаю здесь фиксером”. “Решалой” по-русски. То есть: “Я человек, который заносит бабло”. “Трет” с бандитами и так далее.
Д.Ю. Ну, иначе ряд вопросов не решить.
Вячеслав. Понятно. Но надо, по крайней мере, хотя бы стремиться к этому. Как Карл Маркс сказал, что если капиталист увидит прибыль больше 100 процентов, или 100 процентов...
Д.Ю. Ничто его уже не остановит. Больше трехсот.
Вячеслав. А, больше трехсот. К сожалению, я уже в “святые” 1990-е обучался. Не знаком с трудами.
Д.Ю. “Нет такого преступления, на которое не пойдет капитализм ради трехсот процентов прибыли”.
Вячеслав. Точно. Так вот, триста там точно есть, наверное, у них. Потому, что они, на что хочешь готовы. Собственно там все войны, по большому счету, “шерше ля нефть”. Как один товарищ написал.
Д.Ю. Как говорили наши оперативные наставники: “Дима, если не понимаешь из-за чего, значит из-за денег”. И никогда не ошибались, представляешь? И как там, в целом получается? Установлено много, а вынимают много, мало?
Вячеслав. В целом, по мере надобности. Это как с нашими дорогами. Если положили дороги, значит сейчас приедут трубы менять. Вскрывать этот свежий асфальт. Также и там.
Д.Ю. А как они по большей части, руками или оборудование?
Вячеслав. Нет, оборудование есть. Все равно, такая, больше ручная работа. Это все равно люди должны ножками пройти.
Д.Ю. А ты не видел, кстати, в интернете, там какой-то шар, из него палки торчат в разные стороны, он там катается?
Вячеслав. Ну, мы это все проходили.
Д.Ю. Действительно работает?
Вячеслав. Нет.
Д.Ю. Я как-то с недоумением посмотрел. Я даже представить не могу как это военным людям такую херню, как бы это помягче сказать, показывают.
Вячеслав. Вся идея освоения средств путем распила бюджета, по большому счету, из США пришла. По всему миру была распространена. Это такая, наверное, их колонизаторская политика. И Ближний Восток этим пропитан с ног до головы. Тоже благодаря этой колонизаторской политике.
Д.Ю. А чего они там колонизируют?
Вячеслав. Ну, Ближний Восток, как они там дурят курдов.
Д.Ю. Например.
Вячеслав. Курды, по большому счету, вторую Иракскую войну принесли на блюдечке американцам и сказали: “Вот вам Хусейн, вот вам все”. За что они это делали? Свободу хотят люди. Независимость. Это как морковка перед осликом. Она вечная.
Д.Ю. Морковок, теперь говорят, две. Одна спереди, а другая сзади. Передовой метод.
Вячеслав. Вот тоже, да, вариант. И дальше другой ослик. На подхвате, за той морковкой. И вот, собственно, говоря, эта политика, она так и работает. Вообще технологии очень интересные. Англичане – “красавцы”. По цинизму просто... У меня работал специалист местный. Я работал с англичанами, то есть, есть некий координатор проекта, мы, вроде как, заказчики... Не суть, это организационные вопросы. Сколько у меня не было англичан, один был парень действительно классный, он Афган прошел.
Д.Ю. Воевал?
Вячеслав. Да. Весь в татуировках, ну, все там.
Д.Ю. “Мы с неба синего, как гром с небес”.
Вячеслав. Да. Вот такая вся тема. Джонни, классный парень. Вопросов нет никаких. По большому счету, все, кто всерьез что-то понюхали, видели, что такое разрушенный по-настоящему город, стрельба и все дела, они, как правило, понятные люди. И с ними понятно. Играют-то в игры циничные другие. Подонки, которые этого всего не видели, иногда из лучших побуждений, как они считают. Но, возвращаясь к этой теме, вот он был нормальный. У меня был координатор проекта, который бешеные деньги получает, под ним куча народу работает. Он не мог, я сейчас серьезно, 30 умножить на 100. Серьезно. Человек не может 30 умножить на 100. Я жене звоню, она у меня учитель математики, говорю: “Представляешь, тут широкое поле деятельности”.
Д.Ю. Это же два нуля приписать.
Вячеслав. Не мог, я без шуток. Это человек, который серьезную должность занимает. Не может. Я смотрю и не понимаю, что за ахинея. То есть, без калькулятора никуда. Я уже не говорю о счете в столбик. В столбик, это фокусы можно показывать.
Д.Ю. Кстати, извини, перебью. Я любитель устного счета. С детства я очень плохо считаю и я непрерывно себя натаскиваю. Когда хожу по книжным магазинам, если попадаются какие-то книжки, я с интересом это... Там есть, отбегая в сторону, ряд приемов, до которых я сам додумался. Что мне все время душу греет, что я не совсем уж тупой. И те методы, которые мне казались идиотскими. Про которые, я вот так в голове это умножаю, но я никому об этом не говорю потому, что, наверное, это неправильно, я плохо считаю. Оказывается, считаю я очень хорошо в ряде аспектов. И это методы общеизвестные. Но суть не в этом. Покупаю книжку “Как научиться считать быстрее компьютера”, американскую. А там, приготовься, учат, как делить в столбик. Я всякое видел, так это же школа, вы чего?
Вячеслав. Так это откровение. У них нет такого в школе. Одна из моих однокашниц по академии уехала жить и работать в Англию, она говорила мне, мы встречались. Я съездил уже на “гражданке”, тоже поехал в Англию поучиться на “Охрану труда и профбезопасность”. Всем сотрудникам рекомендую, хороший рецепт найти себя на “гражданке”. Умение докапываться до столба очень востребовано в охране труда, невероятно. Расширить горизонты, бесплатный рецепт. Ну, вот.
Д.Ю. Англичане.
Вячеслав. Англичане. При этом местным они не дают продохнуть вообще никак. Местные всегда на нижних должностях. Есть знаменитая фотография “Американские саперы на учениях”, когда негры ползут, а белый хозяин стоит и наблюдает. Ничего не изменилось, приобрело просто более такие нивелированные, извращенные формы. При этом ничего не изменилось. Когда дошло уже до того, что 30 на 100 не умножить человеку... Потому, что при этом хозяин этого всего – местный. Но при нем есть белый человек. Когда я приехал, говорю: “Дайте мне местного какого-нибудь на эту должность”. И мне дали человека времен Хусейна, с высшим образованием. У него подпись одна, это загляденье. Человек расписывается и у него получается лебедь. Что-то невероятное. Английский лучше, чем у этих вот ливерпульских недоучек. Тридцать на сто умножить может, все прекрасно. Интеллигентнейший человек, и он всю жизнь, как Савраска там носится. Вообще продохнуть не давали ему. Ну, и таких вещей я видел много. Вот этого фиксера, который заносит. Я понимаю, есть моменты, жизнь такая штука везде. В Росси до сих пор иногда просто так ничего не решить. Но я не могу себе представить, чтобы человек с нормальными моральными ценностями этим гордился. То есть, прийти и так: “Я – фиксер. Еще с этого налоги плачу”.
Д.Ю. Толково.
Вячеслав. Крутой пацан. У нас это, по-моему, в конце 1990-х все уехало. Как-то люди костюмчики одели, цепуры спрятали под рубашечку. Как-то по-другому называется.
Д.Ю. Ну, мне кажется, знаешь, длительный опыт наблюдения за проживанием в западных странах, четко показывает, вот тут у нас Беверли-Хиллз, и тут у нас, ты не поверишь, хорошо. А вот тут, я не знаю, что тут, мы туда не ходим и говорить про это не будем. Там какие-то в палатках живут, режут друг друга, это никому не интересно. У нас в Беверли-Хиллз все хорошо.
Вячеслав. В Беверли-Хиллз у нас все равны.
Д.Ю. Про это мы говорим, а про это просто не говорим. Отличие вражьей пропаганды от нашей большевистской. Большевистская пропаганда, это когда “Слава КПСС!” на доме написано, портрет Ленина, или, как на Кубе, Че Гевара на здании МВД. А у них нет, у них не так. У них показного нет, но: “Про это говорим, а про это вообще не говорим”. В итоге это есть, а этого нет, извините.
Вячеслав. Опять-таки, такая ловушка либеральная, на мой взгляд. Мы все время сравниваем нашу жизнь с пятью странами и ста шестидесяти, сейчас, наверное, восьми, и люди просто не понимают, как мы хорошо живем на самом деле. Электричество, вода есть, кран открой – льется. Ее даже можно выпить в принципе.
Д.Ю. Никто не понимает.
Вячеслав. Не понимают простых ценностей. Этого нет в большинстве стран мира. Мало того, что в большинстве, в этих пяти тоже этого нет. Попробуй в Германии воду открой, и постой под душем помойся, посмотрю я на тебя, когда счет придет. За электричество. Да еще не просто под водой, а под горячей попробуй, это сделай. Это два счета придет: за воду и за электричество.
Д.Ю. Стой, сколько денег хватит. У меня один из недавних показателей, раз уж мы отскочили от темы, вот есть северная Италия – красота. Милан, соборы, трали-вали. Есть юг. Съездил на Сицилию. На Сицилии есть город Карлеоне. Он не только фигурирует в фильме “Крестный отец”. Оттуда вышли самые свирепые итальянские бандиты второй половины XX века. Это руководители мафиозных сообществ, в общем и целом. Кровавые бани, массовые убийства, взрывы прокуроров. По дороге в аэропорт они взорвали прокурора, заложив, я не помню, чуть ли не 200 килограммов в трубу под дорогой.
Вячеслав. Наверняка действовали.
Д.Ю. Так вот один... Приготовься. На Сицилии живет, боюсь наврать, 5 миллионов, ну, как в Питере. Так вот один, такой Тото Риина Сальваторе, в розыске был 26 лет. Это, я считаю, срок. А другой его друган, Бернардо Провенцано, в розыске был 43 года. Ты можешь представить?
Вячеслав. Нет, коррупции нет в Италии. Все прекрасно.
Д.Ю. Ничего нет. Все по закону.
Вячеслав. Ну, не выходит он из дома, когда мы мимо проезжаем.
Д.Ю. Да. Надо отдать должное. Перед выездом на Сицилию, я купил американскую книжку где, кого на Сицилии убили. Поскольку это часть их жизни, то все, естественно, освещается. И там всякое замечательное, что типа на этом углу, там мраморная доска прикручена: “Подонки-мафиози убили полицейского-карабинера такого-то, твари, будьте вы прокляты”. На кладбище, там могила какая-нибудь, плакат прилеплен: “Это священник, убили мафиози”. Там не написано, что многие священники являются руководителями мафиозных... Священники, доктора, то есть, высокообразованные люди, но они там этим делом заняты. Очень интересно. Я походил, я массу книжек читал. Но больше всего меня там интересовало, что город Карлеоне, а в него два входа из долины. “Корлеоне”, они сами не знают, что это такое. Если из латыни выводить, то “Кор” – сердце, “леоне” – львиное. Звучит красиво. Но другие говорят, что это от чего-то арабского.
Вячеслав. Не исключаю.
Д.Ю. Там два входа в долину. Городишко маленький, живет там 11 тысяч человек. Засранск натуральный. Но для туриста крайне колоритно, красиво, улочки узкие. Два входа в долину и там стоят две сторожевые башни со средних веков. Одна называется “Castello Soprano”, то есть, “верхняя”. А вторая “Castello Sottano”, то есть, “нижняя”. Поскольку от нее назван известный сериал про Сопрано, я побежал ее снимать, это одна из целей поездки была. Ну, и в ходе, Сицилия, это Италия. Одна из семи главных европейских стран. Ты знаешь, больший бардак я видел только в городе Каир, где мусор между домами насыпан до второго этажа. А наверху, вверх ногами, лежит мертвый осел. А на крыше дома пасутся козы, доедая какой-то диван. На Сицилии примерно так. Заданный вопрос итальянцам: “А чего у вас тут такой срач?” Итальянцы, криво усмехнувшись, сказали: “Ну, Дима, Сицилия это не Италия, это Африка”. Остался в состоянии глубокого изумления, люди живут настолько, как бы это помягче сказать, скромно. Там еще в 1970-х годах крестьяне еще жили в домах с земляным полом. То есть, денег нет ни на что вообще. Парни, вы извините, вы свою “хрущобу”, которая ужасна, вы не знаете с чем сравнить.
Вячеслав. Приватизированную и в собственности. Это твое. Рассказы гипотетические, что государство тебя может выселить, эти вопли. Я что-то особо не наблюдал. Как бы в хрущобе мои живут и все. Перестали, кстати, за Явлинского голосовать спустя какое-то время.
Д.Ю. Упомянутая горячая вода присутствует, канализация, школа, где дети бесплатно учатся, поликлиника. Врач придет бесплатно и даже чего-то там тебе выпишет.
Вячеслав. Скорую можешь вызвать. А можешь в аптеку прийти, все, что надо купить.
Д.Ю. Бесстыжие граждане. В Америке вообще ничего не купишь, так я тебе скажу. Только по рецепту. А врач с выписанного рецепта получает долю.
Вячеслав. Не только долю. Во-первых, надо заплатить врачу. Целый бизнес есть, когда нужно в Финляндии купить в аптеке какие-то лекарства, которые только по рецепту, приезжаешь, платишь 40 евро за прием, врач тебе выписывает рецепт. Сидит там русский врач, кидаешь рецепты русские, она тупо переводит на финский, финский бланк заполняет, ты бежишь в аптеку и покупаешь. Это бизнес.
Д.Ю. Мальчику в Финляндии попала рыбья кость в горло. Там финских щук жрали, кость попала в горло. В 75 евро, по-моему, обошлось посмотреть в рот и сказать, что кости не видно, прозрачная. Так проглотишь, жри сухие корки и будет все у тебя хорошо. Ну, отвлеклись совсем. Вот ты в середине говорил про “Повелителя бурь”, где нормальный человек сел в самолет и полетел обратно на войну. Где настоящая жизнь. Как от такого избавиться?
Вячеслав. Общего рецепта нет, поэтому многие пьют. К сожалению. Потому, как тянет. Что-то, правда жизни там есть. Такая, от которой мы все дальше с каждым днем. Но мне помог парус, я купил в Швеции старую лодку и хожу на ней до сих пор. Это единственное, что меня смогло вытянуть из этого состояния.
Д.Ю. Один?
Вячеслав. Нет. С семьей. Одиннадцать месяцев у нас сыну было, мы пошли в Германию. С сыном и с женой. Прекрасно. А вот сейчас дочке в августе 4 месяца стукнет, мы опять пойдем. Тимбилдингом заниматься. Семью надо ковать сызмальства. Это вообще хорошая штука. Что-то, наверное, на мой взгляд, но это не рецепт, к сожалению, не панацея... Что-то похожее по силе воздействия, но с противоположным знаком. При этом я же говорю, я не воевал. Краем задел чуть-чуть, видел немножко где-то. Это уже время такое было, как-то на излете. Но полет еще был в пропасть, но был такой заторможенный. Уже был какой-то просвет виден. И люди уставшие. Я до сих пор не знаю, почему в интернете мало выложено, это увлекательно, на мой взгляд, было иногда забавно, боевой канал радиостанции. У тебя радиостанция, транк по всей Чечне, ретрансляторы. На этом канале сидят все, свои, чужие и начинается состязание к вечеру в словесности. И было по-всякому, угрозы невыполнимые. Ну, в общем вся эта детская перепалка. Но пару раз мне удавалось выцепить кого-то на разговор: “Вообще не надоело это все?” И, да, реально было: “Знаешь, Иван, надоело. Хочу в парке сесть, шашлыков нажарить и не думать ни о чем”. Да это понятно, у всех людей нормальных нормальные желания человеческие. Но, к сожалению, общего рецепта нет. Все зависит от того, кто сколько хлебнул.
Духом-то мы слабоваты. Ну, просто он не воспитан у нас. Я сейчас не хочу в религиозные темы. Ни в коем случае ни за что не агитирую. Не важно, какой это дух, исламский, православный, какой угодно. Он у нас не воспитан. Потому, что не зря вот это все придумано: посты, воздержания и прочее. Ведь эта штука, которая тренирует тебя говорить самому себе и своим желаниям: “Нет”. В какой-то степени тренирует тебя разбираться внутри себя, что в тебе вот из этих импульсов хорошо, а что плохо. И такие вещи, они, наверное... Понятно, что их не зря гуру придумали, которые там что-то скажут тебе. Но на этом произрастает огромное количество паразитов. Я знаю, в Риге можно купить сертификат, за полчаса великое озарение. И будет сертификат: “Озарился, велико, за 500 евро”. Нет, я думаю, тут у каждого путь свой. Никакой гуру не поможет. Но какие-то такие не зря практики. В этом плане мы слабы, все, наше поколение. Ну, в стране нашей слабовато. И именно это приводит к тому, что кто на стакан садится, кто-то начинает стрелять, убивать.
Потом, опять-таки, надо понимать, что в “святые” 1990-е далеко было до вопросов о психологической реабилитации людей после горячих точек. Никто об этом особо не думал, все считали расходы. Давно же известно, что больше 45 суток в горячей точке нельзя. Без необратимых для психики, пусть меня специалисты поправят, но по-моему, это 45 суток. Так сначала и ездили, даже по 30 суток ездили, потом по 45 суток. Потом начали по 90 суток, а потом по полгода. Почему? Да деньги потому, что. Дорого. Возить людей туда раз в 30 дней, поезда гонять. Поэтому куча людей, которые с поломанной психикой, жизнью. А сколько этих “псов войны”. С другой стороны, понятно, сейчас есть куда это утилизировать там немножко – всякие охранные структуры. Но и то, всех-то не возьмешь. Некоторые повернуты настолько, что им только в “дикие гуси” подаваться. И по-другому никак.
Д.Ю. В Сирию.
Вячеслав. Ну, не будем об этом. Но понятно, что в США это давно придумано и работает именно так. “Пес войны”? Не можешь по-другому, вот тебе, пожалуйста, есть, где развернуться, езжай. И приличные деньги.
Д.Ю. Да. Ну, что сказать? Дай Бог, чтобы твоя профессия была востребована как можно реже.
Вячеслав. Будем надеяться.
Д.Ю. Тебе здоровья, удачи. Спасибо.
Вячеслав. Спасибо. И всем парням, кто работает. Берегите себя. Мирного неба над головой.
Д.Ю. На вахте, подвахте, и гауптвахте. Всем удачи. А на сегодня все.
Вячеслав. Счастливо.
Д.Ю. До новых встреч.