Первый том энциклопедии повседневной жизни СССР за последние 40 лет "Намедни. Наша эра. 1961-1970" представил в понедельник журналистам ее автор, тележурналист, известный своим циклом телепередач Леонид Парфенов, сообщает РИА "Новости".
"Мы делали телепроект с ощущением, что советское уходит и что его заменяет российское, но оказалось, что российское повторяет, развивает и продолжает советское, — рассказал Парфенов, объясняя идею создания книги. — Советское никуда не ушло, это не ретро, оно живо, пусть с другим размахом, с другим масштабом, но внутренняя суть сохранилась".
При этом, как отметил автор, в книге собрано намного больше информации, чем было в телепроекте. "Объем текста раз в пять больше, — сообщил он. — Телевидение сильно ограничивала вялая, старая кинохроника. Кроме того, в издании есть ряд тем, которых не было в телепроекте вообще: от диафильмов — до побега Нуриева".
При сборе информации Парфенов обращался как к СМИ того времени, так и к первоисточникам, просматривал выпуски теленовостей, при обзоре 60-х годов он опирался на публикации в "Комсомольской правде", а 70-х — на "Литературную газету".
"Есть первоисточник, массу всего приходится перечитывать, пересматривать, например, что-то из фильмов мне сразу вспоминается. Приходилось обращаться и к официальным постановлениям", — рассказал он. "Важно не только найти источник, но и обнаружить контекст времени", — добавил автор. Для 1 тома были отобраны более тысячи уникальных иллюстраций. При этом даже был создан блок в интернете, через который обычные люди присылали свои фотографии из личных архивов, дембельских альбомов и т.д.
Как обычно, достаточно прочесть два абзаца "от автора", дабы составить мнение о книге интеллигентного человека. Оказывается, у него было ощущение, что "сове...
И Вождь орлиными очами
Увидел с высоты Кремля,
Как пышно залита лучами
Преображенная земля.
И с самой середины века,
Которому он имя дал,
Он видит сердце человека,
Что стало светлым, как кристалл.
Своих трудов, своих деяний
Он видит спелые плоды,
Громады величавых зданий,
Мосты, заводы и сады.
Свой дух вдохнул он в этот город,
Он отвратил от нас беду, —
Вот отчего так тверд и молод
Москвы необоримый дух.
И благодарного народа
Вождь слышит голос:
«Мы пришли
Сказать, — где Сталин, там свобода,
Мир и величие земли!»
Особо толковые камрады сразу раскусили автора Ахматову.
С гуглом тягаться невозможно.
Ну и до кучи некоторые выдержки:
Ахматова – это очень культурно. Столько культурных реминисценций, столько имен, столько надо знать. Детям и подросткам – да, надо знать, следите за кругом их чтения. Не оставляйте пробелов. (То, что знает Анна Андреевна, не выходит из круга среднего образования – если не специально записано для конкретного случая). Взрослым – уверена, что все-таки это чувствуется, об этом только почему-то не принято говорить: все, что пишет Анна Андреевна, она пишет не по велению своего поэтического гения, а всего лишь для произведения эффекта очень культурного текста. Фокус удался.
В о л к о в: В стихах Ахматовой, особенно поздних, музыка часто упоминается: и Бах, и Вивальди, и Шопен. Мне всегда казалось, что Анна Андреевна музыку тонко чувствует. Но от людей, хорошо ее знавших, хотя, вероятно, и не весьма к ней расположенных, я слышал, что Ахматова сама ничего в музыке не понимала, а только внимательно прислушивалась к мнению людей, ее окружавших. Они говорили примерно так: высказывания Ахматовой о Чайковском или Шостаковиче – это со слов Пунина, а о Бахе и Вивальди – со слов Бродского.
Сталинские депортации — преступный произвол или справедливое возмездие?
Одним из драматических эпизодов Великой Отечественной войны стало выселение обвиненных в сотрудничестве с врагом народов из мест их исконного проживания — всего пострадало около двух миллионов человек: крымских татар и турок-месхетинцев, чеченцев и ингушей, карачаевцев и балкарцев, калмыков, немцев и прибалтов. Тема "репрессированных народов" до сих пор остается благодатным полем для антироссийских спекуляций. С хрущевских времен настойчиво пропагандируется тезис, что эти депортации не имели никаких разумных оснований, а проводились исключительно по прихоти Сталина. Каковы же подлинные причины, побудившие советское руководство принять чрезвычайные меры? Считать ли выселение народов непростительным произволом, "преступлением века", которому нет оправдания, — или справедливым возмездием? Доказана ли вина "репрессированных народов" в массовом предательстве? Каковы реальные, а не завышенные антисоветской пропагандой цифры потерь? Являлись ли эти репрессии уникальным явлением, присущим лишь "тоталитарному сталинскому режиму", — или обычной для военного времени практикой?
В книге три раздела: "Крымские татары", "Чеченцы и ингуши" и "Как "порабощали" Прибалтику". В каждом разделе — изложение ситуации, предшествовавшей депортации, разбор ситуации, сложившейся во время Великой Отечественной войны — кто, как, в каком количестве и каким образом помогал немецким нацистам в войне против советского народа. Далее про депортацию как таковую: сколько депортировали, как депортировали, куда депортировали, как обеспечивали медицинской помощью и едой в пути, сколько умерло, что было на месте прибытия и прочее — с указанием источников.
Ну, к примеру, за измену Родине в военное время полагалась смертная казнь. То есть всех, кто служил немцам, по идее надо было без затей расстрелять. Что, как мы знаем, кровавый тиран Сталин и проделал — уничтожил миллиард человек лично. Правда, в этой книге выясняется, что у...
вопрос: В Москве прошла презентация вашего фонда. Расскажите об этой некоммерческой общественной организации.
ответ: Она называется так — Фонд содействия актуальным историческим исследованиям "Историческая память". Главная задача — блокирование антироссийского переписывания истории, которое осуществляется в ряде сопредельных стран. Ни для кого не секрет, что история превращается в мощный международный инструмент, который используется для нанесения вреда нашей стране. Выход из этой ситуации нам видится в проведении именно научных исследований — не пропагандистских, какие ведут наши оппоненты в прибалтийских республиках и на Украине, а строго научных.
в: Нашим читателям вы хорошо известны — несколько раз выступали на страницах "Известий" в качестве эксперта. Ваш фонд создан недавно, но уже подготовил несколько любопытных работ. Расскажите об этих исследованиях.
о: Это монография о преступлениях бандеровцев против еврейского населения Украины. Это сборник документов из украинских и российских архивов об этнических чистках, осуществлявшихся националистами на Волыни в 1943-1944 годах. И, наконец, это полный разбор латвийского пропагандистского фильма "The Soviet Story", в котором используется огромное количество фальшивок и откровенно ложных утверждений.
в: Во время презентации прошел еще и "круглый стол", который был посвящен проблемам искажения истории политиками стран Восточной Европы. Какие наиболее интересные темы были затронуты в ходе этого обсуждения?
о: Главная его тема — влияние современной геополитической ситуации на историческую науку. Несмотря на то, что доклады делали совершенно разные люди, которые представляли российские и белорусские научные круги, политологическое сообщество, все говорили об одном — как переписывание истории превращается в политический механизм, как это уродует историческую правду.
в: А какие работы у вас и у сотрудников фонда, как говорится, в чернильнице?
в: Как известно, о вас ходит множество слухов — один гротескнее другого. Один из мифов о Викторе Пелевине, что вы бывший/практикующий наркоман. При этом повести сборника написаны так, как будто автор по себе знает, что такое состояние измененного сознания. Это правда?
о: Что значит — измененное состояние сознания? Измененное по отношению к кому и чему? Для меня, например, измененным состоянием сознания является поток мыслей офицера ГАИ или депутата Госдумы. Весь вопрос в том, что вы принимаете за точку отсчета.
Теперь о наркотиках. В молодости со мной всякое бывало — как, например, и с Биллом Клинтоном. Только он не вдыхал, а я не выдыхал, а так очень похоже. Но я уже давно не употребляю наркотиков. Единственный стимулятор в моей жизни — это китайский чай. Я научился ценить простое, ясное и трезвое состояние ума. Мне никуда из него не хочется уходить, это мой дом, мне в нем хорошо и уютно. Я много лет не пью и не курю. Для меня принимать наркотики или психотропы — это примерно как зимой раздеться догола, выйти на улицу и побежать куда-то трусцой по слякоти. Теоретически говоря, можно такое проделать, организм выдержит, но ничего привлекательного в такой прогулке я не вижу и никаких озарений от нее не жду.
Состояния, которые я описываю в книгах, посещают меня безо всякой химии. Если мои герои принимают какие-то фантастические вещества, это просто сюжетный ход, который позволяет мне рационально объяснить возникновение подобных переживаний у них. Вы же не спрашиваете, например, Акунина или Маринину, сколько старушек они мочат в неделю — хотя по их книгам уголовный розыск вполне может решить, что они хорошо знакомы с технологией убийства или даже занимаются его пропагандой. А вот меня почему-то постоянно спрашивают, употребляю я наркотики или нет. Нет, не употребляю, никому не советую и где купить, тоже не знаю.
в: А комментарий нарколога, которым заканчивается книга, призван объяснить читателям, что не стоит злоупотреблять с эксперимента...
Издательство: Эксмо, 2008 г.
Твердый переплет, 288 стр.
ISBN 978-5-699-30532-2
Тираж: 150100 экз.
Формат: 84x108/32
П5 — это "Прощальные песни политических пигмеев Пиндостана". Книжка состоит из пяти рассказов: "Зал поющих кариатид", "Кормление крокодила Хуфу", "Некромент", "Пространство Фридмана" и "Ассасин". Книжка небольшая, бумага толстая, шрифт "easy eye" (он же "лёгкий глаз", чтобы пенсионеры могли читать без очков), прочитать можно буквально за вечер.
Лично мне (лично мне) книжки автора Пелевина нравятся. Причём нравятся именно такими, какие они есть. Масса граждан считает, что гражданин Пелевин обязан писать что-то "новое", а он вместо этого пишет только "старое". Претензии непонятны, ибо гражданин Пелевин пишет про то, про что ему хочется. И так, как ему хочется.
Вот есть, к примеру, такая группа — Роллинг Стоунз. Вот уже сорок лет данная группа играет одно и то же, и что? Кто-то недоволен? Как раз наоборот, все в полном восторге — атомные песни, сыграны как надо. И есть группа Металлика, которая пробует "экспериментировать", и что? Дружный вой и за криками "говно!!!" экспериментов Металлики вообще не слышно — вот что.
Литературные эстеты не читали эзотерические книжки перестроечной волны, а на них в текстах Пелевина завязано многое. Не читали даже Кастанеду дальше "Путешествия в Икстлан", а на него там завязано ничуть не меньше. Местами "ссылки" на легендарные кривопереведённые труды видны невооружённым глазом — только, понятно, не экспертам от литературы. Соответственно, мимо проходят целые смысловые пласты. Эксперты тужатся найти что-то "литературное", а книжки — они для "изгибания реальности", а не для литературы. Через это у эстетов литературная истерика — ах, ведь можно было написать лучше!!! Благо каждый из них легко это может.
Кроме того, гражданин Пелевин обладает крайне острым глазом, подмечая всякое, и чрезвыча...
Александр Мелентьевич Волков писать начал еще до революции (то есть в "Урфине Джюсе" мы имеем дело с показаниями очевидца), однако опубликована она была лишь в 50-е гг. (хотя первая книга, "Волшебник Изумрудного города", вышла еще в 30-е гг.).
Можно предположить, что автор, по известной в те годы практике, "писал в стол", а потом, во время хрущевской оттепели, ловко обманул ослабшую цензуру (состоявшую тогда, в значительной степени, известно из кого). Предположение о том, что книги "доставались из стола" основывается на быстром появлении в печати нескольких книг серии, причем каждая последующая была на порядок хуже предыдущей. Столь быстрая деградация Волкова как писателя вряд ли возможна. Поэтому мы можем предположить, что появляющиеся одна за другой книги были результатом многих лет "работы в стол".
Итак, "Урфин Джюс", судя по всему, был начат еще в 30-е гг., когда за любое мало-мальски антисемитское высказывание можно было легко получить срок, а то и без права переписки, и представляет собой, по-видимому, зашифрованное послание очевидца революции последующим поколениям. И очевидец этот, надо сказать, настроен достаточно антисемитски.
Главный герой книги, Урфин Джюс (от английского "Orphan Jews", "безродные евреи"; здесь, как и во всех книжках серии, слышится отзвук современных моменту опубликования — начало 50-х гг. — политических реалий. Вспомним "безродных космополитов", этот специфический советский эвфемизм) изображается так: чернявый, носатый, угрюмый малый с карикатурной еврейской внешностью.
Волков старательно наделяет его чертами, представлявшимися типично еврейскими черносотенной прессе начала прошлого века.
Джюса ненавидит вся деревня, и он отвечает ей тем же.
Волков постоянно подчеркивает, что Джюс стремится все делать не как коренное население (http://www.livejournal.com/users/krylov/738398.html). К примеру, местные жители носят широкополые шляпы, а Урфин Джюс носит шляпу без полей (намек на к...
Одним из драматических эпизодов Великой Отечественной войны стало выселение обвиненных в сотрудничестве с врагом народов из мест их исконного проживания — всего пострадало около двух миллионов человек: крымских татар и турок-месхетинцев, чеченцев и ингушей, карачаевцев и балкарцев, калмыков, немцев и прибалтов. Тема "репрессированных народов" до сих пор остается благодатным полем для антироссийских спекуляций. С хрущевских времен настойчиво пропагандируется тезис, что эти депортации не имели никаких разумных оснований, а проводились исключительно по прихоти Сталина.
Каковы же подлинные причины, побудившие советское руководство принять чрезвычайные меры? Считать ли выселение народов непростительным произволом, "преступлением века", которому нет оправдания, — или справедливым возмездием? Доказана ли вина "репрессированных народов" в массовом предательстве? Каковы реальные, а не завышенные антисоветской пропагандой цифры потерь? Являлись ли эти репрессии уникальным явлением, присущим лишь "тоталитарному сталинскому режиму", — или обычной для военного времени практикой?
На все эти вопросы отвечает новая книга известного российского историка, прославившегося бестселлером "Великая оболганная война".
Автор иронических детективов Дарья Донцова возглавила в первом полугодии 2008 года два рейтинга Российской книжной палаты: по суммарным тиражам (почти 4 миллиона) и по числу названий книг, находящихся в печати (68). Вторую и третью строчку тиражной таблицы занимают писательницы Татьяна Устинова (1,306 миллиона экземпляров) и Юлия Шилова (ровно 1,3 миллиона). По количеству наименований за Донцовой следуют Александр Бушков (63) и Владимир Колычев (50).
В двадцатку лидеров в этом году попал Федор Достоевский: в печати находятся 35 его книг (11 место) общим тиражом 244 тысячи экземпляров (18 место). Самые печатаемые иностранные авторы — это Даниэла Стил, Сидни Шелдон, Иоанна Хмелевская и Пауло Коэльо.
Самый популярный детский автор и по тиражам, и по названиям — это Корней Чуковский (92 книги, полтора миллиона экземпляров). На втором месте в тиражном рейтинге — поэт и писатель Владимир Степанов (1,4 миллиона), на третьем — Джоан Роулинг (900 тысяч).
Всего в стране за полгода выпущено 342 миллиона книг и брошюр. Рекордсменами по тиражам являются издательства "Эксмо" (34,9 миллиона), "АСТ" (27,8 миллиона", "Просвещение" (24 миллиона). По числу наименований лидирует "АСТ" (4217 названия), за ним следует "Эксмо" (4046), на третьей позиции — "Экзамен XXI" (643).
Первый раз "иронические детективы" Донцовой увидел в питерском магазине Снарк, их раздавали на кассе бесплатно.
Это типа пеар такой был, чтобы заинтересовать читателей.
А тут уже эвон, первая.
Кто такие Татьяна Устинова и Юлия Шилова, Владимир Степанов и Владимир Колычев — без понятия.
Этих даром не раздавали, видимо — значительно менее интересные авторы.
Ну а Фёдору Михалычу откровенно повезло, что попал хотя бы в двадцатку.
Да и то, считай, насильно пропихнули — на фиг он кому теперь нужен.
Из русских дворян, кроме меня, было четверо. Один — низкое и подленькое
создание, страшно развращенное, шпион и доносчик по ремеслу. Я слышал о нем
еще до прихода в острог и с первых же дней прервал с ним всякие отношения.
Другой — тот самый отцеубийца, о котором я уже говорил в своих записках.
Третий был Аким Акимыч; редко видал я такого чудака, как этот Аким Акимыч.
Резко отпечатался он в моей памяти. Был он высок, худощав, слабоумен, ужасно
безграмотен, чрезвычайный резонер и аккуратен, как немец. Каторжные смеялись
над ним; но некоторые даже боялись с ним связываться за придирчивый,
взыскательный и вздорный его характер. Он с первого шагу стал с ними
запанибрата, ругался с ними, даже дрался. Честен он был феноменально.
Заметит несправедливость и тотчас же ввяжется, хоть бы не его было дело.
Наивен до крайности: он, например, бранясь с арестантами, корил их иногда за
то, что они были воры, и серьезно убеждал их не воровать.
Служил он на
Кавказе прапорщиком. Мы сошлись с ним с первого же дня, и он тотчас же
рассказал мне свое дело. Начал он на Кавказе же, с юнкеров, по пехотному
полку, долго тянул лямку, наконец был произведен в офицеры и отправлен в
какое-то укрепление старшим начальником. Один соседний мирной князек зажег
его крепость и сделал на нее ночное нападение; оно не удалось. Аким Акимыч
схитрил и не показал даже виду, что знает, кто злоумышленник. Дело свалили
на немирных, а через месяц Аким Акимыч зазвал князька к себе по-дружески в
гости. Тот приехал, ничего не подозревая. Аким Акимыч выстроил свой отряд;
уличал и укорял князька всенародно; доказал ему, что крепости зажигать
стыдно. Тут же прочел ему самое подробное наставление, как должно мирному
князю вести себя вперед, и, в заключение, расстрелял его, о чем немедленно и
донес начальству со всеми подробностями.
Новости
VIP
