Д.Ю. Я вас категорически приветствую! Марк, добрый день. Представьтесь пожалуйста.
Марк. Меня зовут Марк Барталмай, это моя жена и коллега Нелли. Мы – кинодокументалисты. Я из Германии, немец, а она россиянка, родилась в Ленинграде. Итак, мы снимаем документальные фильмы, в данный момент, наша тема – Донбасс и Украина. И мы очень рады участвовать в Вашей передаче сегодня, быть сегодня у Вас в гостях, обсудить эту тему, и мы надеемся, зрителям это будет интересно.
На данный момент мы сняли два документальных фильма на тему Украины и конфликта на Донбассе. И мы сделали это по той причине, что хотим рассказать Западу, что на самом деле происходит в этих двух республиках, потому что западные СМИ показывают, … точнее, показывают не правду, а только отдельные части, чтобы создать определённую картину происходящего и сделать из России и Русского мира этакого нового врага Запада. После мусульман русские сейчас враги Запада номер два.
Итак, мы сняли два фильма. Первый фильм называется «Ukrainian Agony», русское название «Украинская агония. Скрытая война». Он был снят в 2014-15 годах, в разгар военных действий, в то время, как Донецк подвергался обстрелам. Второй фильм – «Прифронтовой Донецк. Республика нон грата». Эти фильмы повествуют о людях, которые живут там, это фильмы не только о войне. Над первым фильмом мы работали год, над вторым – два года.
Д.Ю. А что лично вам, вот есть Россия, есть, скажем так, объединённый Запад, да, Западная Европа и США, которые главные всегда. Как я понимаю, у США и у объединённого Запада есть свой интерес на Украине. Интерес этот всегда выражается в экономике, в деньгах, т.е. Запад имеет там материальный интерес. Отсоединение Украины от России принесёт им какую-то финансовую прибыль, так я это понимаю. Они, совершенно очевидно, занимают сторону украинского правительства. А вам, как гражданину Германии, почему кажется, что это не так?
Марк. Ну, отчасти я так и думаю. Но мы имеем многих игроков на Западе, у которых есть различные интересы на Украине. У Соединённых Штатов, и европейцев, и соответственно немцев, интересы расходятся, а в чём-то совсем противоречат друг другу. Поэтому я должен сказать: многие думают, что Германия – марионетка США, но это совсем не так, потому что, если проследить за развитием событий, – как только Трамп был избран президентом США, поведение немецкого правительства по отношению к США изменилось. Оно не было больше таким дружественным, а порой стало даже агрессивным. Оно говорило Трампу, что если вы поступите так-то, то это не есть хорошо, что немцы предостерегают вас от таких-то и таких-то шагов, или например, отреагировало на роспуск НАТО негативно.
Или ещё вот тема: «Россия вовсе не так плоха, почему бы не сотрудничать с Россией?», а немцы отреагировали: «Так, мистер президент, пожалуйста, мы хотим Вам дать совет, не идти этим путём, это не очень хорошо». Просто это как две различные точки зрения. Так что экономический фактор – это одна сторона медали, но нужно понимать, что объем торговли американцев c Украиной составляет порядка 1 процента или около того, и это ничто.
У США нет больших экономических интересов на Украине. У них, скорее, политические и стратегические интересы в этом регионе – военные, например, - удержать власть НАТО в радиусе вокруг России, и Украина была такой недостающей частью в этой зоне, ведь Балтика и Польша уже были частью этой зоны НАТО, в Грузии давно ведут дискуссии о вступлении в НАТО, и конечно, в этой зоне было определённое развитие ситуации, как проблемы в отношениях между США, НАТО, Европой и Турцией. И эти проблемы пока не вызывают особого энтузиазма. Эрдоган делает такие вещи, которые не совсем нравятся Западу. Так что все геостратегические сферы и интересы США несколько отличаются от интересов других.
Экономические интересы там, в основном, у Германии. Много людей на Западе, и я думаю, также в России, ошибаются, что Германия играет маленькую роль в этом спектакле. Она играет большую роль, но играет не на сцене, а за кулисами. Необходимо понимать, что Украина – территориально самая большая страна в Европе. Россия, конечно, ещё больше, но Россия – это не только Европа, она до Урала Европа, но потом – Азия. Украина – это самая большая страна, которая есть в Европе. На самом деле очень смешно, поскольку большинство европейцев не имеют понятия, где расположена эта страна.
Украина – где это? Маленький мир Латвии, Литвы, и прочих стран, но никто не знал, что это за страна, пока не случился Майдан. И вот произошли события на Майдане, которые поддерживали не только американцы, как Виктория Нуланд, которая раздавала печеньки на Майдане, но и немецкие политики. Кто-то из них это афишировал, кто-то не афишировал. Вопрос: почему?
Европа – это большой континент, состоит из множества стран, но вообще-то, во главе Европы одна страна, которая политически и экономически всем управляет. И какой сюрприз, это Германия. Мы можем посмотреть на катастрофу, случившуюся с Грецией, когда она голосовала за то, чтобы принять инструкции Европейской комиссии или нет, и вся страна проголосовала против, и там была левая партия в правительстве, СИРИЗА, она выступила против Европейской комиссии и её порядков. Но переговоры с Европейской комиссией на самом деле являлись переговорами с министерством финансов Германии. Так что Германия руководит всей Европой, но не в военном плане, а в финансовом.
И вот 15-20 лет назад Германия начала менять внутреннюю политику в стране. Было положено началосоздания определенного рынка труда в Германии, который намного дешевле, чем в других странах. И поэтому сейчас Германия – лидер среди стран-экспортеров в мире, потому что зарплаты невысоки, а товары экспортируются во все страны Европы – во Францию, в Бельгию, в Нидерланды, даже в Великобританию, в Польшу, в Чехию, в Словакию, и так далее.
Все эти немецкие продукты экспортируются туда, людям в Германии, которые работают на этих производствах, не платят много. У нас в Германии много так называемых «миниджобс», где люди получают очень маленькую зарплату, поэтому изделия из других стран стоят гораздо дороже, чем у немецкой продукции, и именно поэтому мы лидеры среди стран-экспортеров.
Вернёмся к Украине. Украина интересна для Германии, потому что это рынок сбыта. И Румыния, и Болгария, Чехия, Словакия и Польша, всё это рынки сбыта. У этих стран сейчас много долгов, и эти кредиты были даны немцами. Греция – тот же самый пример. А принцип – по-русски это называется «умный» – принцип такой: мы, немцы, ничего не имеем, у нас нет ресурсов – у нас нет газа, у нас нет нефти, ничего нет. У нас есть только наш мозг. И немцы повели себя очень умно.
Они давали кредиты всем этим странам, и сейчас Украина получает огромное количество денег из Германии. Порошенко снова был в Берлине в этом году в конце января - начале февраля, и просил деньги, и какое совпадение – когда он прибыл в Берлин, снова начались бои в Авдеевке. В Авдеевке – «ужасно», как он выразился. И он попытался рассказать СМИ в Германии, что теперь Авдеевка – это «новый Алеппо».
«Посмотрите на Авдеевку, весь мир должен смотреть на Авдеевку. Российские агрессоры сейчас бомбят наши героические украинские войска и убивают наших людей». Это не сработало так, как бы он того хотел, однако он получил свои деньги. Для него сейчас эта война является хорошим инструментом, чтобы получать больше кредитов из Германии. Потому что он всегда может сказать: «Ой, мы не можем решить наши внутренние проблемы с некоторыми реформами и так далее, потому что у нас тут война. Мы люди бедные, поэтому дайте нам немного денег».
Для немцев эта война не так чтобы очень желаема, но, безусловно, они хотят сохранить этот рынок сбыта. Потому что они хотят давать деньги в долг, чтобы Украина покупала немецкую продукцию. И это именно то, что канцлер Меркель заявила на пресс-конференции с Петром Порошенко в Берлине в феврале. Она сказала: «Мы видим позитивное развитие на Украине, потому что мы, немцы, увеличили долю экспорта на Украину на 20%». Просто замечательно!..
Вот такой интерес немцев на Украине. Они не заботятся о народе, их не волнует, этнические ли русские это, или этнические украинцы, или даже этнические крымские татары, или кто-то другой. Если бы там 90% были– я не знаю – узбеки, их бы это особо не волновало. Речь идёт не о людях. Речь идёт всегда о власти и рынках сбыта.
Они хотят получить контроль над всей Европой, Германия не желает быть размазана между «новой восходящей державой» под названием Россия, странами БРИКС, Китаем и прочими странами с одной стороны, и Соединёнными Штатами с другой. Потому что мы Германия и Европа находимся как бы посередине. И проблема сейчас заключается в том, что Германия и Европа не являются независимыми. Мы в зависимости от газа из России. Так, у нас один «Северный поток», и теперь мы строим второй «Северный поток».
Так что мы имеем сейчассвоего рода парадоксальную ситуацию. Они выдвигают санкции против России, но одновременно ведут переговоры о втором «Северном потоке». Потому что известно, что Украина является транзитной страной для поставки газа, но мы знаем из прошлого, что часть газа «куда-то» исчезает. Это происходит «где-то» на полпути из России в Европу, и на Украину, скажем, поступает один миллиона литров газа со стороны России, итолько пятьсот тысяч литров доходитдо Европы, а остальное «куда-то исчезает».
Они сетуют: «Ммм… – ну, мы не можем контролировать все эти вещи». И вотони подсчитали: если мы поддержим этот Майдан, мы можем взять себе эту страну, как мы взяли Румынию, Болгарию, Грецию и так далее, и сделать её нашим союзником. Это первый интерес.
Второй интерес немцев, если присмотреться: никто не борется так за сохранение НАТО в Европе, как немцы. Они даже послали 4.000 солдат в Прибалтику, и заявили при этом: «Вот, мы как бы являемся первым фронтом НАТО в Прибалтике, и мы вроде – так они это называют сейчас–«якорной армии» для Румынии, Болгарии, Молдавии и прочих. Так что армии этих стран находятся под командованием немецкого Бундесвера. И это потому, что они хотят стабилизировать свои позиции, которые имеют, хотят укрепить статус силы в Европе.
И не секрет, что все остальные страны не довольны всем этим. Нас, немцев, не любят во Франции. Французы говорят нам: «Посмотрите, что вы делаете!» Нас не особо жалуют в Италии, в Испании, в Португалии. Если посмотреть на уровень безработицы в этих странах, он действительно высок, потому что люди не имеют работы, они не могут ничего создавать, потому что никто не захочет это купить. Все покупают этот немецкий хлам. И это перекликается с проблемой, которая возникла между Трампом и Германией. Он сказал несколько недель назад: «Немцы очень плохие люди, потому что они «заполонили» мир их дешевой продукцией, и мы, американцы, должны защитить себя от этого».
Вот почему он сказал: «Америка – прежде всего».И на это есть причина. Я не сторонник Трампа – совсем нет. Потому что он очень странный товарищ. Но я понимаю, почему он о некоторых вещах говорит таким образом. И немецкие СМИ, конечно, отреагировали: «Ладно, Трамп теперь наш враг, потому что он хочет уничтожить немецкую промышленность». Ну конечно, немцы – мировые лидеры экспорта, потому что другие страны проигрывают эту игру, а Германия выигрывает. И, конечно, для тех стран, что проигрывают,в порядке вещей заявить: «Посмотрите на то, как наша экономика идёт на спад, а у вашей экономики – резкий подъём. И это не есть хорошо».
Марк. И именно поэтому можно понять, какие интересы у американцев были на Украине, а когда они поняли, что таким путём ничего не добьются, они немного отошли в сторону. Однако немцы сохранили своё присутствие на Украине, они по-прежнему поддерживают правительство там,и, как ни парадоксально, их даже не волнует, что некоторые из добровольческих батальонов, таких как «Айдар», «Азов» и так далее, имеют свастику на униформе, наколки со свастикой, а некоторые из них открытые фашисты. Немцев это не волнует. Так что об этом молчат в Германии.
Д.Ю. Выглядит очень странно. В Германии же такое недопустимо вообще.
Марк. И самое парадоксальное то, что даже в Германии люди, которые считают себя «левыми» с политической точки зрения, – у них «левацкие» взгляды, они поддерживают эту власть в Киеве, которое закрывает глаза на неонацистскую и фашистскую дрянь, потому что сейчас они являются так называемыми «полезными идиотами» для ведения войны в Донбассе. И война продолжается, так как это даёт гарантию, что Украина получит больше денег из-за рубежа. Так что это движение по кругу.
И у меня большие опасения, я думаю, что эта ситуация не разрешится быстро, в ближайшем будущем. Она такой и останется. Проблема в том, что для элиты нет никаких проблем. Они на войне делают деньги. Страдающие от войны люди – это простые люди, живущие в этом регионе, не только в Донбассе, но по всей Украине. Мне очень жаль людей на Украине. Я никогда не был против украинцев или кого-то ещё, никогда.
У меня много знакомых и несколько друзей с Украины, и мне их очень жаль, потому что Запад играет с ними. Он даёт множество обещаний, и не сдерживает их. Вот была дискуссия по поводу безвизового въезда в Германию и в Европу, и сейчас Европейская комиссия решила: «Да, мы сделаем это». Но, с другой стороны, есть еще проблемы на самой Украине, и там говорят: «Мы теряем наших людей, которые, на самом деле, могли бы работать здесь».
И я считаю, они должны задумываться о таких вещах. Но безвиз в Шенген стал некой уступкой, сделанной Европейским Союзом, потому что там увидели, что эта страна может скатиться в очередной хаос, так как люди не удовлетворены, идет война, зарплаты становятся меньше, а выплаты за газ, электричество, воду и так далее лишь возрастают. Это всего лишь вопрос времени, когда эта страна полностью развалится. Даже западные регионы, как Галиция и Закарпатье, сами очень недовольны правительством в Киеве.Так что сейчас у Киева есть проблемы на Востоке и проблемы на Западе страны. Это некая гремучая смесь.
А потом есть еще одна страна, которая имеет интересы в Украине, и это, конечно, Россия. Потому что Украина не только ближайший сосед России, но она имеет для неё стратегическое значение. И когда начался Майдан в 2013 году, он не был тем самым началом, в действительности же всё началось гораздо раньше. Начало всему было положено ещё много лет назад, сразу после окончания Второй мировой войны. Всё началось с попыток манипуляции людьми на Украине. Украинская диаспора, кстати, – одна из крупнейших и наиболее организованных в мире. В США и так далее. Запад постоянно работал над этой темой, потому что Украина всегда была стратегически ценной территорией, – например, для немцев во время Второй мировой войны, конечно же, для СССР, и теперь для России.
Западу представлялось, что после путча в Киеве события будут развиваться в заданном направлении. Все думали: «Ну, это такая своего рода революция. Всё там будет хорошо», но это было просто заблуждением. Я всегда стараюсь объяснить людям, даже в Германии, которые говорят: «США принуждают Украину…», я всегда стараюсь сказать им: «Нет, это не только США». Одним из основных плацдармов, откуда координируются все действия на Украине, является не Вашингтон, а Берлин. И у людей такая реакция: «Что??? Действительно???». Да, это так. Поэтому я сказал – у Германии имеются экономические и «властные» мотивы, чтобы не быть раздавленной другими странами, и чтобы сохранить Европу в качестве игрока на глобальном игровом поле. И, в общем-то, я это понимаю.
Д.Ю. А вот, получается, вот государство Германия, говорим про него. Вот государство Германия. Государство Германия проводит политику, которую оно считает выгодной для себя, для Германии. Соответственно, весь пропагандистский аппарат, все СМИ, телевидение, пресса, интернет, он освещает, скажем так, правильную, выгодную государству точку зрения, что всё, что происходит на Украине, это правильно, это хорошо, а вот эти сепаратисты, они плохие. И вдруг получаетесь вы, который не согласен с государственной точкой зрения, и считает, что всё это освещается неправильно. А вы один такой, или есть люди, подобные вам?
Марк. Почти один. Ну, там не так много таких. Для начала надо отметить, что правительство в Германии не так плотно занимается СМИ.СМИ работает в своем собственном поле и даже критикует правительство, если правительство делает что-то «неправильно». Вопрос в том, что есть «правильно»? А определение слова «правильно» означает в данном контексте «ради наживы». Если правительство действует слишком социально, оно подвергается критике со стороны немецких СМИ. И сейчас происходит так, что скорее СМИ оказывает влияние на власть, а не наоборот.
Такой пример. В немецком Бундестаге обсуждался вопрос о проведении определенных мероприятий в Сирии. Это был конец 2015 года, и россияне там уже присутствовали: в сентябре они начали проводить свои операции, чтобы помочь сирийцам в борьбе с ИГИЛ и держать ситуацию под контролем. И когда русские приступили к этим операциям, Бундестаг заявил: «ОК, мы не можем просто сидеть здесь и наблюдать за происходящим. Надо что-то делать». Германии нужно было играть роль в этой войне, потому что они видели, что действия РФ укрепят позиции Асада, и Запад проиграет.
Потому что Запад на самом деле разжигает войну в Сирии. Было много сообщений в СМИ о том, что происходит в Сирии, и началось всё с «сокрытия информации» вплоть до «открытой лжи». Кстати, то же самое было с Украиной и Донбассом. И вот немецкие депутаты должны были принять решение послать в Сирию эскадрилью реактивных истребителей «Торнадо», чтобы они полетали там, собрали информацию и передали её в штаб. Также они должны были принять решение о поддержке тех или иных групп так называемых «повстанцев» в Сирии. И они решили: «Ладно, мы отправимтуда реактивные истребители, и будем поддерживать то, это и вот это формирование там».
Кстати, немцы открыто поддерживают организацию под названием «Белые каски». МИД Германии выделил им 7 млн. евро, оно само заявило об этом с гордостью в Твиттере: «Мы поддерживаем «Белые каски» и даём им 7 млн. евро!». Ладно, нам будет достаточно 700.000 евро, и даже 70.000 евро!!! Так что Германия их поддерживает, причем, не скрывая это.
Так вот, там было обсуждение этого вопроса в парламенте: «Должны ли мы отправить их в Сирию, и должны ли мы поддерживать повстанцев?» И все парламентариизаявили: «Да, мы должны это сделать». А после этого альтернативные СМИ задали им вопрос:
«Что вы решили сегодня?»
Ответ: «Ну, мы решили, оказывать содействие».
СМИ: «А, хорошо. А кому?»
Ответ: «Ну, я не знаю, потому что там очень сложная ситуация. Я понятия не имею, что там происходит».
И это был один парламентарий. И они опросили еще 10, 20 и более парламентариев, и никто не понимал, что там происходит. И тогда они задали имследующий вопрос: «Почему вы приняли это решение?»
Ответ: «Ну, мы видели эти репортажив СМИ, и там говорится, что вот те плохие, а эти хорошие».
Это я изложил вам короткую версию.
Марк. СМИ не то, что не находятся под влиянием правительства, а СМИ оказывают влияние на правительство, потому что они играют огромную роль в Германии, и это необходимо понимать. И с Украиной было то же самое. Все началось с восклицаний, «Какие героические поступки совершают те, кто борется за свободу на Майдане!», и когда я смотрел на всё это, я понимал, что у меня совершенно другая информация от людей о том, что там происходит. Неправда, что там были только мирные протестующие. Конечно, было много мирных демонстрантов. Но, с другой стороны, там было также много хулиганов и хорошо организованных и слаженно работающих людей, которые представляли собой практически военную организацию. Во всяком случае, это выглядело именно так.
А западные СМИ никогда ни о чём подобном не рассказывали, никогда. Была нарисована такая картина «революции», борьбы за свободу и демократию, и говорилось о том, что бывшее плохое коррумпированное правительство сбежало, а теперь в Киеве хорошее правительство, и Украина войдет в Европу, поскольку европейские ценности – это свобода, демократия, права человека и прочее. Но это было не так. И тогда я поехал в Донбасс и показал последствия этой так называемой «революции», что там война, гибнут люди, города подвергаются бомбардировкам и так далее. Я сделал этот фильм за один год, а потом мы показывали его в Германии в кинотеатрах больших городов.
И для многих людей, и даже для СМИ и правительства Германии это был сюрприз, ведь никто даже не мог подумать о том, что есть один парень, который туда поехал, остался там, сделал фильм и показал полную противоположность тому, что они говорили. Сначала это был своего рода шок. Но потом они опомнились, и атаковали меня, и это было сделано очень жёстко. Всё началось с обвинений спецслужб – я был допрошен немецкой секретной службой, это внутренняя спецслужба, как ФСБ в России, там завели на меня дело и обвинили в членстве в криминальной террористической организации на территории иностранного государства.
Д.Ю. В России многие считают, что на Западе можно говорить всё, что хочешь, и как хочешь, и ничего тебе за это не будет.
Марк. Да, да, я могу. Пока я могу. Проблема в том, что не существует прямого открыто агрессивного противодействия. У нас нет какой-либо цензуры в Германии. Вы можете говорить всё, что хотите.
Д.Ю. Будут последствия.
Нелли. Да-да.
Марк. Но некоторые вещи лежат под поверхностью и скрыты. И делается это очень искусно. Время от времени блокируются банковские счета, спецслужбы приглашают вас на допросы, и это заставляет тебя нервничать, и мне совсем нелегко быть всё время подлупой, но это не является открытым насилием.
Нелли. Ну, в спецслужбу тоже кто-то написал заявление. Это какое-то частное лицо, о котором ему не сказали, не открыли ему его имя.
Д.Ю. По-нашему донос.
Нелли. Типа да, кто-то донёс, причём очень странно, что они этот донос проверяли полгода. А если бы он был действительно террористом?
Марк. Интересно то, что когда меня допрашивали спецслужбы, и я отвечална их вопросы, они сказали: «Вы знаете, мы посмотрели Ваш фильм». Яспросил: «И как вам?» Они ответили: «Нам было очень интересно, потому что теперь мы намного больше понимаем, что происходит на Украине. Мы вообще не знали, что там творится».
Ничего себе, спецслужбы не знали? Это было удивительно. Но они были довольно приветливы. Реакция моих оппонентов структурирована всегда по-разному. В Германии правительство никогда не будет открыто выступать против чего-либо. Хотя, на самом деле, сейчас оно и это делает. Например, есть цензура в фейсбуке и других соцсетях. Это происходит потому, что правительство оказывает финансовую поддержку определённым организациям. И эти организации являются своего рода фондами. И эти фонды – это разные правозащитные организации, что за свободу и демократию, и так далее.
И у нас есть организация, которая называется «Фонд Антонио Амаду», во главе которой стоит бывший агент Восточно-немецкой спецслужбы в Германии. И эта персона – ее зовут Анетта Кахане, кто хочет, может погуглить. Есть различные точки зрения по поводу неё.Так вот она является лидером этой организации. И этот фонд не делает ничего другого, кроме как дискредитирует и порочит людей, раздаёт брошюры под заголовками «Как распознать неонациста?» и так далее. Есть какие-то общие отправные точки, ориентируясь на которые, неонациста может распознать любой нормальные человек, но для людей это звучит так: «О, если они рассказывают нам, что это неонацисты, то тогда это действительно неонацисты».
Сейчас в Германии идёт активное обсуждение этого вопроса: деление общества на нацистов и НЕ нацистов. Никто не хочет быть нацистом. И тут такое дело… Самое смешное, что я был мишенью для многих из этих организаций. И у них есть разные точки зрения и существуют разные направления, на которых они работают, но самое смешное то, что в Германии я одновременно сталинист, коммунист, постсоветский романтик, неонацист – они все смешали одну кучу. Вот так это функционирует в Германии. Не напрямую, но эти организации поддерживаются отдельными партиями и правительственными учреждениями, они получают от них денежные средства для своей работы, даже от министерства внутренних дел. Они работают совместно, и у них есть СМИ, которые учреждены на базе этих фондов.
И некоторые партии, политики, правительственные учреждения, они вкладывают в них деньги, чтобы эти фонды делали за них такую «работу». Именно поэтому всё выглядит так «великолепно», и правительство якобы никогда не подавляло свободу слова, или ещё чего-то там. Да, оно НЕ делает этого. И правительство ничего не подвергает цензуре. Это делают сами люди в этих структурах, и они очень тесно связаны между собой. И конечно, я знаю, что в России все работает абсолютно точно так же, но лично для меня это раздвоение личности и двойные стандарты, когда люди в Европе говорят о том, что в России диктатура и тирания, и я не знаю что ещё, а вот мы, европейцы, – свободные люди. У нас – в Германии и в Европе – уровень коррупции, может быть, такой же высокий, как в России, или даже гораздо выше. Потому что у нас на Западе нет коррупции на среднем уровне, как в полиции или где-то…
Д.Ю. Если полицейский не берёт взятки на дороге за превышение скорости, то в России сразу считается, что там коррупции нет. Когда начинаешь объяснять, что коррупция – это там выше, где бизнес и государство, там всё хорошо с коррупцией.
Марк. Та же самая коррупция в Европе. У нас очень много лоббистов, и существует даже статистика, сколько лоббистов приходится на одного парламентария. И это не только один лоббист. Я думаю – я не хочу врать – но это число порядка двадцати, а в Европейском парламенте, я думаю, что это где-то около двухсот. Двести лоббистов на одного парламентария. И конечно, вся индустрия работает на этих людей. И именно поэтому они принимают решения по таким вопросам, как ТТИП, Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнёрство, или Всеобъемлющее экономическое и торговое соглашение, CETA, и так далее. Ничего хорошего для людей в этих соглашениях нет, это хорошо лишь для некоторого бизнеса, для крупного бизнеса. И это тот путь, которым мы идем сейчас в Европе. И, конечно, не секрет, что Россия сейчас является капиталистической страной, даже может быть неолиберальной страной.
Таким путём сейчас идёт Европа.Так что Россия совсем не парадиз с бесчисленными радугами и злотыми монетами, валяющимися на дорогах, и не возрождение Советского Союза и так далее, и тому подобное. Нет, это не так. Но русские пережили очень тяжелые годы, 10 лет и более в конце двадцатого столетия. И Германия, и Европа далеки от тех испытаний, которые пережила Россия. Но сейчас Россия поменяла направление, или, можно сказать, меняет направление на протяжении последних десяти лет. Именно поэтому Европа и Германия сдержанно вели себя по отношению к России, пока она играла по правилам Запада.
Ровно столько, сколько Россия отдавала свои ресурсы за бесценок, а Запад мог бы забирать столько, сколько он хотел. Даже олигархи сейчас держат все свои активы в России и на Западе, и на Украине вы видите то же самое. Есть еще другой уровень ведения войны – война олигархов и их добровольческих батальонов.Они воюют друг против друга, а всёпрочее – это просто идеология. Может быть, интересно поговорить о том, что это все охвачено этими идеологиями.
Итак, Европа сейчас идёт по этому пути, и именно потому она не имеет право «экспортировать» такие ценности, как «свобода, демократия и права человека». Понимаете, это просто пустые фразы. Она должна нести ответственность за свои поступки и дела и не должна пытаться учить кого-то, – не только Россию, но и также остальные страны – Сирию и так далее. Она не должна учить их! Потому что, может быть, сирийцы не хотят жить как европейцы. Может быть. Может быть, россияне не хотят жить как европейцы. Конечно, в Европе есть много соблазнов.
Я вижу это здесь в России, что люди подвергаются искушению Запада, но здесь менталитет другой. И если говорить об этом,–а мы всегда говорим об этом в наших фильмах, но вернёмся к теме – система наносит ответный удар, о чём я раньше уже говорил. Не в открытую, но очень изощрённо.И проблема в том, что этот способ кажется даже более эффективным, чем, если бы власть сама нечто подобное планировала. Потому что если власть делает нечто подобное, многие могут подумать: «Это ущемление наших прав, и это не есть хорошо».
Поскольку эти хорошо финансируемые организации манипулируют умами людей, создают общественное мнение, которое, якобы, правильное, тосчитается, что все эти ребята, то есть, такие, как мы, – плохие. В Германии есть много журналистов, которые сейчас столкнулись с этой проблемой. Конечно, тебя не ставят к стенке и не расстреливают, но они калечат твою жизнь. Ты уже не можешь устроиться на работу, или получить какой-нибудь подряд или заказ на написание статьи, потому что они говорят следующее:
«Этот парень в «черном» списке, мы не можем работать с ним». И я знаю некоторых документалистов в Германии, которые очень успешно работали даже в штате так называемых «государственных» СМИ Германии, и они сделали фильмы, которые не был одобрены, и им больше никто ничего не предлагает снимать. И они получали много призов на фестивалях, и были действительно прекрасными режиссерами, но сейчас они находятся в черном списке. Именно так это работает. Если ты лишаешься дохода и не можешь кормить семью, то это порой намного сложнее, чем получить тюремный срок.
Д.Ю. Конечно, да. А вот вы приехали на Донбасс. И что вы там увидели? Вот вы дома, в Германии, видели по телевизору одно, а приехали на Донбасс, и увидели там что?
Марк. Ну, я должен сказать, что совсем не планировал снимать там фильм. Я поехал туда, так как я видел то, что показывают западные СМИ, но у меня было также много разной информации от людей, которые жили в Киеве и в Донбассе, и это было полной противоположностью. Вы можете смотреть по телевизору, что происходит на Майдане, а можете увидеть всё с другого ракурса – те же самые картины, а также некоторые вещи, которые никогда не были показаны в СМИ.
Поэтому я решил поехать в Донецк всего на две недели и просто посмотреть, что там происходит. Я писал статьи и занимался фотографией помимо моей основной работы, и я решил, что поеду туда и буду сопровождать при этом гуманитарный конвой. Это был не официальный конвой, потому что в это время в начале лета 2014 года не было официальных гуманитарных конвоев, даже российских, они были организованы позже, в конце августа 2014 года. Обыкновенные люди, частные лица собирали деньги и вещи для маленьких детей, лекарства, в особенности инсулин для диабетиков, – это всегда дефицит. Конвой состоял из обычных машин, это были не грузовики.
Я связался с людьми, которые занимались организацией конвоя, и сказал: «Я хотел бы сопровождать вас, я просто сделаю несколько фотографий и посмотрю, что там происходит». Я приехал в Донбасс, и ровно в первый день моего пребывания 17 июля 2014 года, был сбит малазийский Боинг,– я просто хотел бы уточнить некоторые детали. И когда я приехал туда в тот день, когда был сбит самолет, после этого усилились военные действия, война стала более стремительной и динамичной. В этот момент началась действительно открытая война, вспыхнула, взорвалась.
Потому что сразу после этого начались бои за Иловайск и Амвросиевку, Саур могилу,и было много чего ещё, и я был в гуще событий. Первое, что я понял в этот момент в июле, что в Донецке было официально аккредитовано более 400 журналистов. Но на самом деле их всех там не было. Когда мы попадали в горячие точки, мы преимущественно были там одни. Там практически не было других журналистов. И много репортажей, которые я видел в западных СМИ, были сделаны из видео со смартфонов тех людей, которые жили в этих районах.
СМИ все это собирали вместе, делали свои умозаключения, и рисовали картину, которую они хотели показать. И это произошло сразу после того, как был сбит самолет, а в немецких СМИ появился заголовок «Остановите Путина немедленно!» В тот момент никто ещё не знал, кто виноват. Ещё горело поле, на которое упал самолёт, когда эта газета вышла. Это был журнал, не газета. Это было через несколько дней после катастрофы. Так что они сразу начали с обвинений, но никто из них там не был. Их там не было. А я стоял там и видел трупы, лежащие вокруг, чувствовал запах горящего мяса и горящего поля.
Мертвые люди лежали на столах. Тело пробило крышу дома и лежало на столе. Люди, которые там жили, задавали вопрос: «Что нам делать?»Было очень тяжело в те дни, температура воздуха была почти 40 градусов, и в этом районе начались бои. Я видел много журналистов там после того, что случилось, но они быстро пропадали. И в зонах боёв и обстрелов я, в-основном, не видел журналистов. И через некоторое время я понял, где они были. Конечно, они были аккредитованы в Донецке, но они сидели в Харькове в отеле и писали свои статьи там.
После этого военные действия обострились, и мы были на полях боёв, мы были первой съёмочной группой с участием иностранного журналиста – я и мой коллега из России – кто имел возможность сопровождать одно из подразделений ополченцев. И мы сопровождали их потому, что мы могли быть первыми на месте, когда что-то произошло. В этот момент в конце сентября 2014 года (я был там уже 3 месяца) я решил:хорошо, это не просто несколько фотографий и, возможно, пара статей. Ведь я столкнулся с проблемой в Германии. У меня было несколько контактов с редакторами газет. Я давно писал для этих газет. Я хорошо знал этих редакторов уже 15 лет, а они знали меня.
Они знали, что я не слепой. Они знали, что у меня ясный ум, что я не идиот, и не кремлёвский пропагандист, как другие. И я послал им несколько статей о детях из Донецка, которые попали под обстрел и были вынужденыбежать вместе с родителями из города. И в тех статьяхпарураз упоминалось слово «Россия» или «Путин» или что-то подобное. Статьи просто о людях там. И они сказали: «Нет, мы не будем это печатать, потому что это российская пропаганда». Яответил им: «Нет, это не российская пропаганда, эту реальность я вижу здесь». Я разговаривал с этими детьми, и интервью с ними потом вошло в фильм. И это был первый неприятный опыт.
Д.Ю. А вы до этого снимали фильмы какие-нибудь, нет? Пробовали документальные фильмы снимать?
Марк. Ну, я работал в качестве режиссера только по заказу, это было не документальное кино, это были больше политические имиджевые и PR-фильмы для политиков, компаний и предприятий. Я никогда не был оператором, я всегда был режиссером и всегда говорил своим подчинённым: «Вот съёмочная площадка, нужно сделать то-то и то-то, вот раскадровка» и прочее. И именно поэтому я поехал в Донбасс, чтобы написать несколько статей и сделать фотографии. Конечно, у меня было много видеоматериала, и мы там сняли очень много фотографий.
Только в 2014 году было сделано 1.000 фотографий, которые я снял в течение 6 месяцев. И я никогда не планировал делать фильм, потому что я не кинематографист. Я всегда руководил, у меня постоянно были один или два, или три оператора, и они знали, что делать. Но какого оператора вы возьмёте в зону военных действий? К тому же я тратил свои собственные деньги, и меня никто не финансировал, и до сих пор не финансирует. Мы не работаем ни для одного СМИ, мы работаем только на себя. Поэтому у нас возникают разные проблемы время от времени.
И когда в конце сентября я вернулся в Германию на несколько дней,посмотрел материал, который мы отсняли, а в начале октября я вернулся в Донецк, я решил, что буду делать об этом фильм. Потому что в этот период времени с июля по октябрь я не видел ничего на экране телевизора, что бы хоть немного походило на то, что там происходит. И я подумал так: «Ладно, я не видел там, на месте, никаких кинематографистов и журналистов, но есть я и у меня есть возможность, у меня есть доступ к этой территории и аккредитация, я могу сделать это. И я сделаю это».Это было таким «непорочным зачатием Девы Марии», как мы говорим в Германии. Так что да, я решил это сделать.
Так что я решил сделать это, но сделал это определенным образом. Время от времени я сталкивался там с некоторыми другими журналистами, и мы даже порой что-то снимали вместе, но обычно они уезжали через несколько дней обратно. Но я понял, что это не мой путь. У меня не было раскадровки, я не сидел и не думал: «Я сделаю этот фильм, и он будет называться вот так и так, и я покажу в нём то, то, это и вот это».
Потому что в течение тех трёх месяцев 2014 года я понял, что я просто должен быть там, наблюдать за происходящим и фиксировать всё, что я вижу, на камеру. И я снимал и снимал. И в этом фильме нет никаких инсценировок или чего-то подобного. И был момент, в начале октября, когда я снял квартиру в Донецке и сказал: «Я буду здесь ровно столько, сколько потребуется». И в итоге я провёл там девять месяцев, я остался там и снимал везде, и это была своего рода интуитивная и ассоциативная съемка. Это не работа по графику, где прописано, что сейчас мы делаем это, а потом то. Нет, я был там и пропускал события и эмоции сквозь себя.
И когда фильм вышел на экраны, он стал проблемой для Запада, и мои оппоненты говорили, что я лгу. Но они никогда не могли сказать, в каком месте я лгу, и где там ложь, а где правда. И была начата компания по очернению и дискредитации моей персоны, но не фильма. Это вечная проблема этих людей, и со вторым фильмом произошло то же самое. Когда мы разговариваем со зрителями, которые выражают своё возмущение на наших дискуссиях после показа фильма, то они никогда не касаются содержания самого фильма, потому что они не могут ничего возразить, их там не было!
Д.Ю. Это привлечёт лишнее внимание к тому, к чему не надо привлекать внимание. Поэтому говорить надо лично про вас. А люди вот, которые посмотрели в Германии, люди посмотрели фильм, и что говорили?
Марк. Это весьма любопытно, ведь после каждого показа фильма мы оставались в зале, чтобы ответить на вопросы зрителей, и эта дискуссия продолжалась не менее 2 часов. Людям было действительно интересно. В Берлине на втором после премьеры показе в кинотеатре мы стояли у входа, курили и разговаривали с подругой Нели, которая пришла на показ, и я сказал: «Ну, если кинотеатр будет сегодня наполовину полон, я буду доволен». И вот мы так стояли и разговаривали, и когда уже заходили внутрь, её подруга подошла и сказала: «Мне достался последний билет!» Я удивился: «Что?»
Нелли. Потом оказалось, что пришло в 2 раза больше народу, и эту половину пришлось разворачивать, они были расстроены, естественно. Мы через месяц показали, произошёл ещё 1 показ, люди приезжали за 90 км даже. Один парень подошёл даже, и сказал – я 90 км ехал, чтобы посмотреть фильм.
Марк. Вот эта игра в вопросы и ответы после показа фильма действительно увлекательна. Люди задают вопросы, выступают с критикой, они ставят под сомнение некоторые вещи, и я считаю, что это очень хорошо. И мы всегда даём понять им, что мы открыты, что мы хотим ответить на все их вопросы. Первый фильм был очень успешным, и даже немецкие СМИ «охотились» за мной в течение полугода и просили дать им интервью. И я говорил им: «Я знаю, что будет в итоге; знаю, чем это закончится. Вы выверните наизнанку всё, что я скажу». Но в итоге репортажи вышли; они вышли бы в любом случае, с моим участием или без.
Так что я решил, я дам им интервью, чтобы, по крайней мере, сохранить контроль над тем, что они скажут обо мне. И мы не совсем идиоты, мы всегда параллельно снимали на своюкамеру эти интервью, и это было правильным решением. Потому что они выворачивали всё наизнанку. Более того, это были не просто репортажи, они были показаны в прайм-тайм в рамках популярных форматов крупных телеканалов Германии. И это были общественно-политические и очень серьезные телеформаты. Они месяцами работали, чтобы сделать эти отполированные до блеска сюжеты о так называемой «гибридной войне Путина против Запада»: это не Россия, это лишь один человек, который сражается с Западом, и это президент Путин, который скачет на медведе с голым торсом.
Вот такие представления сейчас у людей в Германии. Это не россияне, – хотя сейчас и об этом уже начали говорить, – это всегда только один парень, Путин. В 2016 году это было так – где в телевизоре был Путин, там был я, как первый кремлевский пропагандист.
Нелли. Нет, сказали ещё, что ты часть системы, вот он часть системы российской. Правда, система об этом ничего не знает.
Марк. Реакция людей, конечно, такова, что они задают вопросы, и они очень благодарны нам, что могут посмотреть фильм, и поэтому мы имели и имеем определенную поддержку жителей Германии, потому что у них действительно существует информационный голод. Они не могут удовлетворить его где-то в другом месте. И мы помогли такженекоторым людям, чтобы они сами смогли приехать в Донбасс. Так что, поскольку первый фильм был довольно успешен, мейнстрим нанёс ответный удар. Со вторым фильмом нам приходится сейчас намного труднее, его сложнее показать, потому что теперь они знают, что есть «этот парень». И он до сих пор не прекратил заниматься этой ерундой. Он до сих пор тут бегает кругами, высказывает мнение, противоположное официальному, и они считают, что это не совсем хорошо.
Второй фильм не так много рассказывает о войне, как о людях, которые живут в Донбассе, и мы достигли цели – я понял это, когда увидел реакцию аудитории. Нашей задачей было не поразить воображение или показать некие сенсации, перед нами стояла задача, чтобы люди в залах кинотеатров осознали, что живущиев зоне военных действий люди ничем не отличаются от самих зрителей. И всё то, что происходит в зоне конфликта, может также случиться и с ними.
И зрители увидели, что люди там – неважно, обстреливают их или нет, – улыбаются, пытаютсякак-то строить свою жизнь, что у них есть мечты. И было очень много тех, кто подходил к нам и говорил: «Спасибо за то, что вы сделали этот фильм». Не эти взрывающиеся гранаты, стрельбу, обстрелы артиллерии и так далее, – есть много видеоматериала на эту тему, и нам не нужно делать об этом фильм. Мы показываем более мелкие вещи и детали, жителей республик, которые пытаются выстроить структуры, находясь в зоне военных действий. И люди на Западе высоко оценили нашу работу.
У нас был показ в Австрии, и это было весьмалюбопытно, потому что люди там не знали ничего вообще, но их очень интересовала эта тема. И был полный зал, и там была группа украинских активистов или что-то в этом роде.
Нелли. Я случайно наше мероприятие опубликовала в группе «Русские в Австрии», и вот пришла группа украинских активистов, таких, воинственно настроенных, которые почему-то говорили по-немецки и по-русски между собой. И, конечно, то, что Марк рассказал, это, повторюсь, им не интересно было содержание фильма, они по сути, в общем-то, мало что сказали, а им интересно было его тут же…
Д.Ю. Скандал.
Нелли. Устроить скандал, обвинить его в клевете, они кричали «Не приезжай больше никогда к нам в Украину», хотя сами сидели в Линце. И они кричали «преступник!», «а вы знаете, что вы нелегально вообще въезжаете каждый раз в Украину?»
Д.Ю. Не через Киев.
Нелли. Да-да. «Почему вы въезжаете не через Киев?» Марк отвечает – я не могу, я вообще-то на сайте «Миротворец», я не могу после 1 фильма туда попасть через Киев. И, наверное, даже не после первого фильма, ты уже на «Миротворце» был раньше. Но не важно, они устроили скандал, это всё частности, они устроили скандал, и ушли, в общем.
Д.Ю. Ни с чем, собственно говоря.
Марк. И там был один парень в этой группе, кто остался сидеть в зале, когда вся группа оттуда вышла.
Нелли. Да, это я прямо наблюдала.
Марк. И вот он остался там, и тогда девушка, «лидер» этой группы, вернулась за ним и спросила: «Что ты здесь делаешь?»И он ответил: «Мне интересно. Я хочу дальше послушать, о чём они будут говорить».
Нелли. Да-да-да. Это я наблюдала, я сидела сзади, и этот момент я наблюдала, они все вернулись и досидели до конца.
Марк.Отчасти можно сказать, это было достижение. Люди в Германии и на Западе очень признательныза то, что могут посмотретьфильм. Первый фильм был переведен на русский и на английский языки. Мне писали даже из Сиднея, Австралия, смогу ли я приехать на презентацию фильма. И я ответил, что это «несколько далеко», я не могу себе это позволить. Но они действительно признательны. Сейчас проблема заключается в том, что на Западе существует не так много информации об этом конфликте, потому что, в-основном, репортажи делаются на русском языке, и не переводятся.
И именно поэтому у нас существует большая пропасть между тем, как информированы люди в России, и на Западе. В том числе в том, что касается Донбасса. Но даже люди здесь, в России, говорят: «Спасибо за ваш второй фильм (а за первый в любом случае), потому что есть некоторые детали, которые у нас не показывают в российских СМИ, так как в этом нет никакой сенсации, но для нас это важно. Мы хотим знать, как живут нормальные, обычные люди в Донбассе». А на Западе дела обстоят ещё хуже. Там фактически нет информации. И я думаю, что это большая проблема, потому что множество конфликтов между Россией и Западом основывается на отсутствии коммуникации и взаимном непонимании.
Запад весьма активно проводит политику коммуникации в направлении России. Есть много неправительственных и других организаций, которые создаются и финансируются Западом для работы в России – например, «Эхо Москвы», телеканал «Дождь», «Новая газета» и прочие СМИ. Их читают и смотрят россияне, их сотрудники – россияне и они находятся под управлением россиян, конечно же. Но им оказывает поддержку Запад. С другой стороны, такие СМИ, которые поддерживаются Россией, на Западе не существует. Поэтому появляются такие люди, как мы, которые решают через три месяца пребывания на Донбассе сделать документальный фильм, потому что никто другой не делает это.
В течение долгого времени после выхода нашего первого фильмане было таких фильмов, как наш. Потому что мы отобразили хронологию событий, которые привели к войне, а затем мы показали, что происходит в Донбассе. Есть много других фильмов о Майдане или о событиях в Крыму, или о Донбассе, в-основном о военных действиях, происходивших там. Перед нами не стояло такой цели. Нашей целью было показать, как от этого пострадали живущие там люди.
Проблемой сейчас является то, что уровень коммуникациимежду Русским миром и Западом и европейцами очень низкий. Это большая проблема. И, как следствие, СМИ говорят людям на Западе: «В России диктатура и тирания,всех геев расстреливают у Кремлевской стены, а после расстрела отправляют в ГУЛАГ». И люди верят этому. Или, «двести тысяч российских солдат марширует в Донбасс, чтобы его оккупировать». Даже канцлер Меркель говорит на конференции по безопасности: «Россия сделала то и это в Крыму и в Донбассе, она оккупировала эти территории». И люди верят в это. Они в это верят!
Д.Ю. Ну, если на таком уровне говорят, то как не верить-то?
Марк.Не только. Если все СМИ говорят такое, и не существует никакой противоположной точки зрения, потому что её просто нет. Потому что все российские репортажи в основной массе не доходят до немцев или Запада. Люди должны искать в интернете, чтобы найти что-то, они должны всё это перевести, а для них это очень тяжело. Поэтому лишь малое их числозанимается этим. У многих из них потом возникают проблемы с системой, и они прекращают свои поиски и публикации.
Так что западным людям можно рассказывать всё, что угодно. Можно рассказывать, что Россия угрожает Европе. «Вот почему мы должны послать наших солдат НАТО в Прибалтику!» Четыре тысячи солдат героически остановят российскую армию! Но это не остановит российскую армию, это лишь провокации. Понимаете, они разожгли огонь русофобии в Прибалтике и поддерживают его. И на Западе многие люди говорят: «О, русские, о, Путин! О, Боже мой!» И когда вы расспрашиваете их подробно и просите «Приведите пример!»,некоторые говорят: «Я не могу привести пример, но я точно знаю!», а многие отвечают: «Вот один пример, вот второй и вот третий!»
И вы знаете, первый источник – СМИ, второй – СМИ, и третий – СМИ. Им кто-то сказал, и они поверили в это. У них нет возможности воспринимать другую точку зрения, потому что нет другого материала. И это проблема, но мы пытаемся что-то сделать. И после того, как первый фильм прошёл довольно успешно, показать второй намного сложнее. Сложнее потому, что это занимает больше усилий и времени. И, конечно, мы должны были бы быть сейчас в Донбассе, но это всё стоит денег. И поскольку мы финансируем свои проекты сами, наступил момент, когда у нас закончились деньги. И мы подумали: хорошо, что мы ещё можем сделать в такой ситуации?
В данный момент, например, мы испытываем большие трудности с продажей нашего фильма. Первый фильм мы смогли продать телеканалу «Россия-1». И очень успешно, потому что они показали его дважды: сначала был один показ, и после они позвонили нам и сказали: «Это было грандиозно, мы должны показать фильм еще раз. Мы можем договориться о втором показе?» Так что всё получилось.
Но второй наш фильм совсем несенсационный и что-то в этом роде. И я думаю, иногда «сенсации» делают фильмы только хуже. Фильм должен быть не о сенсациях, он должен быть о человечности и гуманизме, и должен способствовать восстановлению отношений между Западом и Россией. Я сейчас вижу, что конфликт входит в свою горячую фазу, становится опасней. И я слышу, как люди здесь, в России, говорят следующее:
«О, эти европейские идиоты! Они должны оставаться там у себя в Европе, мы не хотим вести с ними дела, мы не хотим иметь с ними ничего общего».
И с другой стороны всё то же самое. И только лишь одной искры будет достаточно, чтобы Запад заявил: «Мы должны выступить против России! Потому что посмотрите, они убивают людей в Сирии! Они убивают людей на Украине! А мы, европейцы, у нас в крови свобода, демократия и права человека! Мы должны защищать их всех! Мы даже должны защищать русский народ от его собственного правительства!»
Тогда я скажу: «Граждане Германии, минуточку! 85 процентов россиян будет голосовать за своего президента Путина!» На что они мне ответят: «Так их угнетают. У них за спиной стоят с пистолетом и диктуют им, как голосовать. Это всё подстроено!»
Мы сделали небольшой сюжет о выборах в Государственную Думу в Российском посольстве в Берлине, как проходят выборы. И там были прозрачные ящики для бюллетеней. Потому что это прозрачный процесс. Западные СМИ реагируют: «В российских выборах плохо то, что ящики прозрачные. Потому что не сохранена тайна голосования».
Потому что «у каждого такого ящика стоит агент ГРУ или ФСБ, и он следит внимательно за тем как люди подходят и опускают в него свои бюллетени. В России запрещается складывать бюллетень, или в тебя поставят к Кремлевской стенке. А после этого вас отправят в ГУЛАГ, если посмеете это сделать. Вы должны положить ее в прозрачный ящик, и агент ФСБ должен записать, за кого вы голосовали. После этого он потребует все ваши личные данные. Может быть, вам и повезет, и вы сможете выйти из офиса живым. Если нет, то пропадёте без следа»…
Вот так. Примерно так мыслят люди.
Д.Ю. Это вот, извините, вас перебью, это вот для меня очень странно. Т.е. одно дело – то, что говорит пропаганда, другое дело – то, что говорят умные люди. Вот недавно (в исторической перспективе), недавно посмотрел х/ф «Шпионский мост». Там, значит, американцы ловят советского шпиона, а в Восточной Германии задерживают американского студента. И они там подбивают самолёт американский, значит, над Советским Союзом, и они думают, как их там обменять. Фильм настолько идиотский, т.е. вот Берлинская стена, там минные поля, там, значит, противотанковые ежи, какие-то люди бегут к стене, гэдээровские пограничники стреляют им в спины из пулемётов, они там падают, значит.
Я пример приведу. У нас на советско-китайской границе… я когда-то жил в Германии Восточной, и мы не могли дойти до Рейхстага, потому что там нельзя было советским ходить. А недавно я поехал и посмотрел, как Рейхстаг там и все эти дела. А возле Рейхстага там заборчик, на заборчике, значит, висят портретики людей, которых убили при попытке перелезть через Берлинскую стену. 18 человек. Это горе, никаких споров, людей убили, это плохо. Но вот у нас была советско-китайская граница, через неё нельзя ходить, надо документы, чтобы ходить через границу. Перебегать через неё нельзя, тебя убьют.
Там служил такой пограничник Карацупа, украинец, что характерно. Вот один этот Карацупа, один убил 365 человек, один советский пограничник, при попытках незаконно пересечь границу Советского Союза. Один. 365 человек. И за всё время существования ГДР убили 18, как я понял. Выглядит, мягко говоря, странно. А вот фильм «Шпионский мост», вот там бегут к стене, пограничники, значит, стреляют им из пулемёта в спину, главную роль играет Том Хэнкс. А потом Том Хэнкс приезжает к себе в США, значит, он адвокат американский. И там он едет на поезде, смотрит в окно, а там американские подростки перелезают через американские заборы. В Берлине, понятно, там как в Сибири, там снег, холод, ужас, темно всё время.
Нелли. Манипуляции, понятно.
Д.Ю. А в Америке светло, солнце, и американские дети лезут через забор, и никто в них не стреляет, там счастье в Америке. В ГДР и России – это ужас, тоталитаризм, и всех расстреливают без суда, без следствия, а в Америке всё хорошо, можно лазать через заборы. Я думаю, что же за идиот вот такое вот снял? Вот, режиссёр там Стивен Спилберг, наверное, не самый глупый человек в США. А что ещё больше меня поразило, что сценаристы этого фильма – 2 брата Коэны. «Большой Лебовски», «Железная хватка». В моём понимании, это серьёзные интеллектуалы американские. Если у вас интеллектуалы думают вот так про Советский Союз, про Россию, как это там всё устроено. Даже при Сталине такого не было, чтобы бросать бюллетени, а за тобой кто-то смотрел. Да никому это не интересно смотреть, и так понятно, как проголосуют, ни у кого никаких сомнений нет. Вы совершенно правильно говорите, что…
Нелли. Про интеллектуалов американских вот недавно первую серию начала смотреть Оливера Стоуна, он тоже придрался к ГДР, говорит Путину – а вот было же так, жутко было в ГДР. У него такие же представления…
Д.Ю. Это не самый глупый человек, да.
Нелли. Вот, у него такие же о ГДР представления. И Путин, он ушёл, он говорит – там не было жутко и мрачно, там было такое немножко, замороженность была, вот так он ответил, сгладил.
Д.Ю. Я там тоже жил. Я не видел никакой жути.
Нелли. Просто у американцев вот такое представление, да, даже у высокоинтеллектуальных.
Марк. Это идеальный пример. Все они неглупые люди. Так почему они так думают? Потому что у них нет другой информации. Эти истории являются прекрасным примером. Что происходит в Турции, например? Что там происходит? Могу ли я спросить вас, что происходит в Турции? – Вот. Кто-то может и мне задать этот вопрос. Конечно, я могу описать определенную картину происходящего, но на самом деле мы не можем в деталях сказать, что творится в отдельных частях страны. Потому что у нас есть только часть общей картины.
Д.Ю. То, что показывают по телевизору, мы это видим.
Марк. Мы как бы «знаем» только то, что нам показывают. Если мы хотим знать больше, мы должны провести собственное расследование, и рассмотреть ситуацию с разных сторон. А в лучшем случае мы поедем туда, чтобы увидеть всё своими глазами. Только тогда мы получим какую-то зацепку, мы не будем точно знать, но у нас будет зацепка. И это то, что мы видим в Донбассе.
Мы жили там два года. 18 месяцев. И мы были внутри, в самом центре событий там. Но даже в этом случае есть некоторые вещи, о которых вы не можете достоверно рассказать. Потому что вы должны быть полностью погружены в ситуацию.Мы жили в квартире с окнами на Восток и с видом на реку Кальмиус, и напротив не было другого здания, которое отражало бы звуки. И время от времени мы не слышали, что город обстреливают (с Запада). Все люди были в панике (в интернете, по крайней мере). А мы думали: «А что, что-то происходит?» И мы открывали окна,прислушивались, и ничего не слышали. Речь идёт о потоках воздуха, отражении звуков от стен, и так далее. Так что вы можете сидеть в центре событий и не знать, что происходит.
И вот мы сидели как-то ночью, и нам сообщили: у здания администрации танки.И я сказал: «Нелли, я бы хотел сходить и взглянуть, что там»– «Нет, подожди пока». И мы подождали немного, и это было правильное решение. В городе этой ночью было напряжённо, и была попытка неких лиц получить контроль над частью республики и так далее. Но подробностей никто не мог рассказать, потому что никого не было непосредственно на месте.
Поэтому, когда люди из США снимают фильмы про ГДР, то это можно воспринимать как развлечение. Вы не можете рассчитывать, что то, что вам демонстрируют– правда.Это лишь существующие в сознании кинематографистов образы. И сейчас мы имеем ту же самую проблему. Россия и российские СМИ, и даже правительство, не вступает в коммуникацию с Западом, не рассказывает о том, что происходит в России. Какие-то персоны – да, это Президент России и министр иностранных дел Лавров, кто действительно умеет общаться с западными СМИ и политиками. Это замечательно. Это просто замечательно.
Но российские СМИ не очень-то обращаются в сторону Запада. Вот случай с «RT» (*Раша тудей), например. Телеканал называется «Россия сегодня», но когда смотришь их репортажи….
Д.Ю. It’s not about Russia. ,
Марк. Речь идёт не о России. Речь идёт о внешней политике. Они действительно замечательные люди, и я лично знаюих некоторыхжурналистов, я даже работал с ними в Донбассе. Они отличные и очень профессиональные ребята, но проблема в том, что на Западе тебе каждый скажет, что «RT» (*Раша тудей) – это пропаганда (в плохом смысле слова). Таким образом, у них внешнеполитическая подача материала и повестка дня, и она противоречит тому, что говорится на немецком телевидении. Но немцам проще сказать, что «RT» – это российская пропаганда, и на то есть причина: «RT» финансируется российским правительством.
Нелли. Russia Today же рассказывает, что они очень популярны, это очень популярный канал?
Д.Ю. Видимо, да. Я так думаю, что…
Нелли. Они сами везде рассказывают, что мы такой популярный канал. На самом деле…
Марк. Да, они очень, очень популярный канал.
Д.Ю. Если – извините, перебью – если раньше ничего не было, а тут появилась Russia Today, естественно, оно популярно. Они, я полностью согласен, там и специалисты, профессионалы, и снимают хорошо, и рассказывают интересно. Я когда-то такой же видел, когда в начале 90-х годов, когда американцы первый раз напали на Ирак, Кувейт, я себе поставил спутниковую тарелку, и внезапно включил канал Аль-Джазира. Я всё время думал, что там какие-то эти, фундаменталисты исламские отмороженные сидят. Ничего подобного. Там одни белые люди, они прекрасные специалисты, великолепный английский язык, хорошее образование, вещают. Боже мой, как такое может быть? Ну а мы-то чем хуже? Мы тоже, наверное, можем дать денег, чтобы на стороне России выступали грамотные, хорошо образованные специалисты. А вот вам эта самая Russia Today предлагает трудиться вместе с ней, или нет.
Марк. Я сотрудничал в качестве экспертас ними в последние годы,дал несколько интервью, рассказывал о минских соглашениях и так далее. И, конечно, они предлагали мне работу. Проблема в том, что мы не смогли договориться по некоторым вопросам: у меня была несколько другая направленность, чем у них. Мы всегда хорошо общались, и у нас не было проблем, но я не мог и не могу снабжать их новостным материалом каждый день. Это не моё. Я больше не мчусь к месту происшествия и не публикую ежедневные новости.
Конечно, я делал это во время активных боевых действий, потому что там никого не было. Например, я снимал первых убитых мирных жителей в Донецке в июле 2014-го,когда артиллерия впервые обстреливала центр города в дневное время. И конечно, я публиковал эти кадры в социальных сетях. И после этого мы время от времени разговаривали по телефону, и я давал интервью им или по скайпу, или в студии в Москве, но мы никогда не работали на контрактной основе. Были и другие журналисты, которые работали для них официально, но я не делал этого. Ведь в то время, когда мы выезжали с ополченцами на позиции, мы оставались без связи на несколько дней.
Мы снимали там материал и проживали разные ситуации и только после этого мы возвращались в Донецк. Я помню, у нас был какой-то видеоматериал, и я отослал его на каналы и спросил, могут ли они его посмотреть, может быть, он их заинтересует. И они сказали: «О, да, это отличный материал! Когда он был снят?» Я ответил, что это было 2 дня назад. И они ответили мне, что материал устарел. Я удивился, и подумал: либо материал «отличный», либо «он устарел». В тот день я точно понял, что я не буду вместе с ними работать, поскольку мои идеи и цели отличаются от их задач. Поэтому мы и не работаем вместе.То же самое было и в Германии. Я писал для нескольких изданий, но только в качестве фрилансера.
Д.Ю. Ну вообще странно. Т.е. вот получается, что наши представители российские всё время выступают, и всё время, например, из МИДа, и всё время говорят, что на Западе неправильно освещаются события, однобоко, там фейк сплошной.
Марк. Это правда, они правы, конечно.
Д.Ю. И вот есть вы. Возможно, нельзя, так не бывает, чтобы все чётко соответствовали задачам редакции, это надо там работать. Вот есть вы, человек с Запада, который излагает собственную точку зрения на то, что происходит здесь, для жителей Запада. И вы нашим СМИ не интересны никак? Никто не предлагает работать вместе, никто не помогает?
Нелли. Нашим – в смысле российским?
Д.Ю. Российским, да.
Марк. Ну, очевидно, нет.
Нелли. На самом деле, вы знаете, даже как-то мы смотрели передачу «Международное обозрение», или «Международная панорама» по России 24, по России 1, с Евгением Примаков. Марк посмотрел, говорит – толковая передача, я хочу, на самом деле, прийти в эту передачу, и рассказать что-то интересное, потому что у меня есть, что рассказать. Я связалась через Фейсбук с Евгением Примаковым, и он мне написал – ну, я не знаю, я как бы не решаю, я поговорю, ничего не обещаю. Потом мне пишет – вы знаете, на самом-то деле мы же освещаем проблемы Донбасса и ближнего зарубежья, мы работаем с дальним зарубежьем, поэтому нам Марк не интересен, он же специалист по Донбассу. На что мы так развели руками, сказали – ну…
Д.Ю. Может, он кого-то знает, кого бы посоветовал?
Нелли. Немец приходит с предложением – я вам расскажу сейчас очень много чего интересного. – Он же специалист по Донбассу. Мы просто развели руками, сказали… Вот такое сотрудничество.
Д.Ю. Ну а всё это, в конце концов, всё это требует денег просто на жизнь, на съёмки, на всё нужны деньги.
Марк. Ну, на следующие проекты, конечно. Я не хочу сидеть, откинувшись в кресле и изображать хорошую жизнь, потому что я живу ради того, что делаю. У меня было три медиакомпании в Германии, и после того, как я понял, что конфликт, который мы имеем, гораздо опаснее, чем в прошлые годы (Югославия и прочие), и ситуация становится очень напряженной,– я решил больше не быть частью этой капиталистической или неолиберальной системы. Я не хочу, чтобы моя выгода достигалась за счет других, а как я уже рассказывал раньше, в Германии это функционирует именно так. Мы, немцы, находимся на вершине социальной лестницы, мы не страдаем. Для нас всё хорошо.
Но это не правильно. И это можно почувствовать. Может быть, многие люди игнорируют это чувство. Но я не могу его игнорировать, я просто хочу идти дальше, даже если у меня из-за этого проблемы в Германии и в России. Например, я не могу получить журналистскую аккредитацию для работы в России, так как не хочу официально работать с каким-либо СМИ. Прежде всего, я не хочу писать статьи ни для какой немецкой газеты: «Нойес Дойчланд» или для какой-то другой, российской. Россияне в любом случае не хотят работать со мной, потому что я не говорю о том, что Россия – хорошая. Но в России с 1994 года действует закон – независимые журналисты. Действительно независимые журналисты не могут получить аккредитацию.
Нелли. В МИДе мне ответили, что независимые журналисты считаются как будто блогерами, непрофессионалами. Они аккредитируют только тех, кто имеет здесь редакцию, т.е. это такие, действительно, мейнстрим, который может снять редакцию, нанять технических работников, чтобы это всё работало, таки так, как АРД, как ЦДФ телеканалы, как газеты ведущие.
Марк. Кроме того, это не возможно. Но, конечно, мы хотим продолжать работать над нашими проектами. Потому что сейчас этот конфликт всёсильнее обостряется. И то, что я хочу сделать, это сказать одной стороне и другой стороне, что нетнеобходимости воевать друг с другом. Что есть люди в зоне военных действий, и онисовершаюттакие вещи, которые могли бы быть примером для людей на Западе и даже в России,что в людях скрыты большие возможности. И, конечно, мы хотим делать такие фильмы, которые до нас ещё никто не делал.
Наши фильмы о конфликте в Донбассе тоже были сделаны таким образом, как никто их не делал раньше. Но телеканалы говорят нам: «Ну, ваш фильм «Прифронтовой Донецк» не так интересен. Если бы он был сделан, как тот или этот фильм, то мы могли бы взять его». Но тогда это уже, может быть, четвертая копия трех других фильмов, которые уже были сняты. Именно поэтому мы стараемся глубже погрузиться в материал. Реакция была такая: мы показали фильм на Западе и на фестивалях в России, и даже люди в России сказали так: «Нам нужен такой фильм о войне. Нам не нужен ещё один военный фильм, где очередной солдат рассказывает свою историю».
Конечно, есть истории, о которых стоит рассказывать. Но нам нужен фильм, который показывает войну и конфликт с определенной точки зрения – с точки зрения людей, потому что оних всегда забывают, когда речь идет только об оружии, фронте, солдатах и разрывах гранат. Люди уже воспитаны на этом. Посмотрите на голливудские фильмы. Первые голливудские фильмы – я также помню старые советские фильмы и фильмы, снимавшиеся в ГДР, – они так не поражали воображение. Вы не видели море крови или чего-то подобного. Художественные задачи решались посредством характеров героев.
Д.Ю. Как это у нас говорят – про людей фильмы, про людей. А это антураж, в котором люди себя проявляют.
Марк. Теперь вы можете увидеть все эти эффекты в кино. В фильмах присутствует всё больше и больше спецэффектов и прочего. И люди в кинотеатрах не могутпонять, что есть реальность, а что нет. Сегодня, просматривая документальный фильм, они воспринимают его по-другому, нежели 10 или 20 лет назад. Тот же самый документальный фильм. Когда-то они были шокированы увиденным на экране. Что за ад, это реальность! Но теперь люди привыкли к насилию. Они видят его постоянно, они видят брызги крови, руки и ноги разлетаются в разные стороны, они видят взрывы – более изощрённые и навороченные. И они привыкают к этому. И вот почему мы стараемся не включать в наши фильмы сцены насилия. Мы пытаемся говорить со зрителем другим языком. Это первое.
И второе. Мы хотели бы фильм продемонстрировать, и нам постоянно задают вопрос: когда фильм будет показан на российском телевидении? Но мы не знаем, когда. Мы работали два года, и эти два года работы нам нужно каким-то образом рефинансировать. Во-первых, конечно, нам нужно на что-то жить, и во-вторых, чтобы запустить в работу другие проекты. На сегодняшний момент у нас написаны синопсисы к 4-5 новым фильмам, но мы не можем приступить к работе над ними из-за отсутствия денежных средств и какого-либо финансирования.
Д.Ю. А про что хотите делать фильмы дальше?
Марк. Ну, например: это была чистая случайность. Во время работы над нашим фильмом «Прифронтовой Донецк» мы столкнулись со следующей ситуацией. Когда мы обсуждали очередные съёмки с сотрудниками Министерства иностранных дел ДНР, к нам подошёл человек. Он узнал, что мы журналисты, и что я – немец. И он сказал: «У нас есть проблема в Енакиево (это небольшой город к северу от Донецка). Там хранятся останки немецких солдат». Я спросил: «Что? Останки немецких солдат? С этой войны?» Я решил так, поскольку мысленно я был в этой войне.
И он сказал: «Нет- нет, они со Второй мировой войны. У нас много чего есть и кто-то должен взглянуть на всё это». Этот разговор состоялся полтора года назад. Мы сказали: «Хорошо, мы постараемся приехать», но мы не доехали туда, потому что у нас не хватило времени.
Нелли. Мы не успевали как-то доехать, к сожалению. И через полтора года…
Марк. Сейчас мы закончили второй фильм, и мы планировали начать снимать третий фильм о проблеме Украины, Донбасса, России и Запада, где зрителю будет представлен глобальный взгляд на этот конфликт. Предполагается показать стороны,задействованные в этом конфликте, какие интересы они преследуют, начиная от стран и заканчивая отдельными группами. Однако сейчас мы не знаем, когда мы сможем приступить к съемкам третьего фильма.
И мы решили: ладно, мы свяжемся с этими людьми из Енакиево, которые рассказывали нам полтора года назад об этой ситуации с останками немецких солдат,съездим туда и посмотрим, что у них там есть. Итак, мы связались с ними, и вначале поиграли немного с ними в пинг-понг, потому что в администрации города заступили на должности новые люди. Но они были чрезвычайно заинтересованы, чтобы мы к ним приехали. Короче говоря, мы нашли в гараже военкомата Енакиево 43 цинковых ящика с останками погибших солдат Второй мировой войны. Мы спросили, откуда они? Нам ответили, что долгое время считалось, что это останки итальянских солдат, и я могу сказать, почему они думали именно так. Там было написано «Тедеско» на эти цинковых ящиках. Это написали итальянцы.
Д.Ю. По-итальянски немец это не german, а tedesco.
Марк. Так мы узнали, что когда-то во время Второй мировой войны в Енакиево и окрестностях вокруг были заложены кладбища итальянских солдат, где в свою очередь этих солдат хоронили. Это были итальянцы, немцы и румыны, потому что эти три армии как разбыли задействованы на том направлении во время Второй мировой войны. Это был Южный фронт немецкого Вермахта, который проходил через Брест, Одессу, Днепропетровск и Донецк (который в то время назывался Сталино). Оттуда он двигался непосредственно в направлении Сталинграда. Так что мы нашли там останки солдат, которые были убиты во время этих боёв.
Там было много таких кладбищ, и двадцать лет назад, в 1997 году, итальянцы приезжали туда, проводили раскопки, они искали своих солдат, которые были похоронены там в определенных местах. И они забрали все останки итальянских солдат и отвезли их обратно в Италию, но они нашли ещё несколько десятков останков на этих кладбищах, и это были 43 немца. Поэтому итальянцы написали слово «тедеско» на этих цинковых ящиках (так итальянцы называют немцев), и никто не может теперь сказать, почему никто не начал вести переговоры с немецкой стороной, чтобы сообщить, что 43 цинковых ящика с маркировкой «немцы» лежат в гараже, и что с ними нужно что-то делать. Там есть еще один румын и два неизвестных скелета.
Нелли. Можно я ещё добавлю? Там непонятно было, как вообще определяли они, что это немцы. Не все имели жетончики, половинки жетончиков. И мы потом уже в интернете нашли, и прочитали о том… Они приехали с планом этого кладбища, потому что во время войны итальянцы чётко документировали, как они кого хоронили. Если был немец, у них тоже было тедеско написано.
Марк. Ну, короче говоря: мы хотим попытаться как-то решить эту проблему с останками этих немецких солдат. Мы пока не знаем, как. Пожалуй, этот случай предоставит хорошую возможность организациям в Германии, которые занимаются такими захоронениями. Или, может быть, можно было бы решить вопрос таким образом, чтобы эти останки захоронили непосредственно на территории ДНР, по крайней мере.И мы хотим снимать весь этот процесс на камеру. Мы уже отснялипервый видеоматериал, когда приехали туда, о том, что мы там нашли. И мы постараемся сделать фильм, который будет довольно сильно отличаться от предыдущих, потому что сейчас мы находимся в такой ситуации, когда не можем предугадать, как будут дальше развиваться события.
При этом мы хотим дать людям возможность проследить в реальном времени за развитием происходящих событий, в то же время мыпостараемся задокументировать процесс и сделать об этом фильм и, конечно же, провести связь с людьми в Донбассе.Ведьнет ничего особенного в том, чтобы найти останки немецких солдат где-то в поле, может быть даже и в России или где-то ещё. Но в данном случае можно способствовать налаживанию дипломатических отношений между странами, рассказать немецкой стороне о том, что мы нашли и решить, что с этим делать.
Ситуация в данном случае является специфической, поскольку эти останки находятся сейчас в зоне настоящих боевых действий, которая являлась таковой когда-то давным-давно. И люди там снова оказались перед лицом той же угрозы, как и их предки в прошлом. Потому что опять существуют националистические батальоны, у которыхна униформе – свастика и руны СС, они обстреливают артиллерией города и сёла, и эти «тени прошлого», эти «призраки минувшей войны» снова ползут на их территории.
Поэтому старики и ветераны, которые видели Вторую мировую войну, и которые помнят, что тогда происходило, сейчас столкнулись снова такой же войной и агрессией со стороны других людей. Опять там солдаты, преступления и смерть. Возможно, им было бы проще сказать: «Вот немецкие солдаты. Нам нет до них никакого дела, у нас сейчас полно своихпроблем. У нас война, и мы должны защищать наши республики. Пусть они остаются, где были, мы не хотим ничего знать об этом».
Но они так не поступают. И в этом есть нечто особенное. И для меня это было удивительно. Они могли бы заниматься своими насущными вопросами, но они всерьёз взялись за разрешение этой проблемы с останкамии пытаются что-то сделать.У них нет никакой материальной заинтересованности,они просто пытаются решить ситуацию.И это очень важно, это снова доказывает, что нет никаких «сепаратистов и террористов», но есть просто люди, и они ведут себя по-человечески.Что они, несмотря на войну, пытаются думать о других. Они переживают за возможных родственников в Германии, которые даже не знают, что случилось с этими солдатами. И мы попытаемся вместе с ними решить этот вопрос.
Д.Ю. Ну, их можно понять, в общем-то. Я это, не очень хорошо отношусь к немецким солдатам, которые к нам пришли, но когда они лежат не похороненные, это неправильно. Солдат должен лежать в земле. Лучше всего, чтобы он лежал в своей земле, немецкой. Ну, наверное, надо найти и отправить людей. Они, как это у нас говорят, поступают по-людски, потому что так быть не должно. А вот те, которые со свастиками на головах сейчас там бегают – это неправильные люди. Они тоже должны в земле лежать, желательно в своей.
Марк. Ну, я знаю, что такое война. Я видел её в течение длительного времени. Я видел много погибших людей, и лучшим решением для меня было бы, если бы эта война прекратилась. И не только это – я хочу, что любая война закончилась. Чтобы никто не был похоронен, потому что его убили на поле боя. Но, к сожалению, это утопия. Но я цепляюсь за эту мысль. Я научился ненавидеть саму войну. И для меня это так: я буду стараться изо всех сил бороться с самой войной. Но есть разница между агрессией, нападением и обороной. То, что необходимо, должно быть сделано, но на этом всё.
Я видел, что происходит в Донбассе – и мы всегда рассказываем об этом в Германии, и людям, которым не нравится то, что мы делаем, не нравится слышать это. Они всегда приводят в пример Дебальцево, говоря, что республики продолжали наступление и заняли этот город. Но сам Петр Порошенко исключил тему Дебальцево из минских переговоров, так как он полагал, что мог бы решить эту проблему военным путем. Но он не смог этого сделать. И он сам не пострадал от этого, – пострадали солдаты. Более четырёх тысяч солдат.
И после этого республики могли бы продвигаться дальше в сторону Краматорска, Славянска, Харькова, Мариуполя, но они этого не сделали. Они этого не сделали. И в этом разница между агрессивной войной, оккупацией, агрессией – и защитой. И поэтому мне ясно, что они защищают свои республики: они не продвигаются вперед в попытке заполучить себе больше территории. Конечно, они претендуют на всю Донецкую область, потому, что там состоялся референдум. Я считаю, что проще сохранять мир.
Нужно провести там еще один референдум. И ОБСЕ и все желающие смогут наблюдать за этим процессом. Я знаю, что результат будет очевиден. Но даже на это Киев не идёт, мол, мы этого не хотим. А посол Германии – кстати, это очень смешно, – заявил в Киеве несколько месяцев назад украинцам: «Ну, хотя бы нужно провести выборы, ведь там нет никаких войск, сделайте выборы!» И в Киеве был большой скандал, потому что украинцы отреагировали: «Как посол Германии может такое говорить? Российские войска всё ещё находится в Донбассе!» Ну, лично мы их не видели.
«…и как он может говорить о том, что мы должны провести там выборы!!!???» И можно понять, что Киев не имеет никакого реального интереса к урегулированию ситуации мирным путем. Конечно, они как бы «потеряли» свою территорию, но они не способныи ничего приобрести в этой войне. Они не могут «провернуть фарш назад». Потому что сейчас мы имеем ситуацию, когда проливается слишком много крови, и если украинское правительство хочет вернуть контроль над этой территорией, боюсь, что это приведёт к мести и репрессиям, и большое количество невинных людей будут убиты. Но есть Россия, которая никогда не позволит этому произойти. И это та ситуация, которую мы сейчас имеем. Это то, в каком направлении идут Запад и Киев. «Мяч» находится вне поля России. Запад всё время утверждает обратное, что в этой игре ведёт Россия. Для меня это – предвзятость и двойные стандарты.
Итак, мы конечно хотим снять этот фильм. Есть и другие проекты, как я уже говорил, – например, третий фильм об Украине и Донбассе, и даже написан синопсис к фильму о Сирии. В Сирии у нас всё согласовано, мы можем поехать туда и снять фильм. Немаловажно то, что мы всегда стараемся делать фильмы, в основном, для западного зрителя, но, конечно, и для россиян тоже. Мы поняли, что россиян очень интересует, как я, парень с Запада, вижу ту или иную ситуацию, какова моя точка зрения, или какие методы я использую при подаче информации. Я это очень ценю, это много значит для меня.
Поэтому мы делаем фильмы одновременно для западной и русской аудитории.Очень важно информировать людей на Западе,потому что, как я уже говорил, там немного подобной информации из этих регионов. Те немногие люди, которые занимаются её поиском, противостоят той системе. И мы наблюдали в течение последних трёх лет, что немецкие СМИ находятся под давлением. Они не являются такими блестящими, безошибочными и серьезными, много критики сейчас высказывается в их адрес, и это происходит также благодаря таким фильмам, как наши. Мы являемся частью этого процесса. И эту тенденцию нужно постараться сохранить.
Я также понял, что все эти конфликты основаны на лжи. Любой народ, любое племя, любую нацию можно стравить между собой и подтолкнуть к войне, если сказать им «правильную» ложь. И именно поэтому таким людям, как мы, нужно дать возможность работать. Мы ОЧЕНЬ хотим показать наш новый фильм «Прифронтовой Донецк. Республика нон грата» российской аудитории, но если российские телеканалы не хотят его демонстрировать, нам придётся опубликовать его в интернете, и в этом случае мы были бы признательны за любую вашу финансовую поддержку, на Западе это называется краудфандинг. Ранее, в Германии, мы также объявляли сбор пожертвований, которые частично рефинансировал наши проекты. На данный момент я не вижу никого в Германии, кто в зоне военных действий в Донбассе делает то же, что и я. Если я такой один, то мне ничего не остаётся, как заниматься своей работой дальше.
Д.Ю. С одной стороны, попробуем задать вопросы правильным людям, которые к этим делам причастны, вдруг это интересно не только гражданам, но и людям, которые работают в СМИ. С другой стороны, все, кто хочет помочь, линк под роликом, куда денег можно заслать на то, чтобы люди с Запада снимали фильмы и ролики для людей с Запада, дабы освещать события в России и на Украине надлежащим образом. Первый фильм мы можем показать, да, линк тоже под роликом, можете посмотреть, что там получается и как. Ну и повторюсь, кто хочет помочь, можно помочь.
Нелли. 2 трейлера у нас тоже есть в сети, можем тоже вам предоставить.
Д.Ю. Всё подробно, все всё посмотрят. Спасибо, Марк, за то, что делаете.
Марк. Спасибо вам большое.
Д.Ю. И очень интересно, и полезно. Чем можем, тем поможем. Спасибо.
Нелли. Спасибо.
Марк. Спасибо.
Д.Ю. А на сегодня всё. До новых встреч.
Новости
VIP
